Мочо, который был ведущим, запел свою пейотную песню; его глаза были закрыты, а тело покачивалось вверх-вниз. Это была очень длинная песня. Языка я не понимал. Затем все остальные один за другим пропели свои пейотные песни. Они явно не следовали никакому установленному порядку, а пели тогда, когда чувствовали потребность. Затем Мочо поднял корзину с пейотными батончиками, взял два из них и поставил ее назад в центр круга. Следующим был дон Сильвио, а затем дон Хуан. Четверо молодых людей, которые казались отдельной группой, по очереди взяли по два батончика, передавая корзину в направлении против часовой стрелки.
Каждый из семи участников спел свою песню и съел по два батончика пейота четыре раза. Затем они пустили по кругу две другие корзины с сухими фруктами и сушеным мясом.
Эту последовательность они повторяли в различное время в течение ночи, однако я не смог заметить никакого скрытого распорядка в их движениях. Они не разговаривали друг с другом; казалось, они здесь сами по себе и сами для себя. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них хотя бы один раз обратил внимание на то, что делают остальные.
Перед рассветом они поднялись, и мы с молодым парнем дали им воды. Потом я пошел погулять, чтобы сориентироваться. Дом — хижина в одну комнату — был низким саманным сооружением с крышей из хвороста. Пейзаж был очень подавляющим. Хижина стояла на холмистой равнине со смешанной растительностью; кустарники и кактусы росли вперемешку, но деревьев не было совершенно. Я не испытывал желания удаляться от дома.
Утром женщины ушли. Мужчины молча ходили перед домом. Около полудня все мы опять сели в том же порядке, как и предыдущей ночью. Корзина с сушеным мясом, нарезанным на куски такой же величины, что и батончики пейота, пошла по кругу. Некоторые из мужчин спели свои пейотные песни. Через час или около того все они поднялись и разошлись в разные стороны.
Женщины оставили горшок каши для тех, кто следит за огнем и водой. Я немного поел, а затем проспал большую часть дня.
Когда стемнело, молодые люди, ответственные за огонь, опять развели костер, и начался новый цикл. Он шел примерно в том же порядке, что и предыдущей ночью, и кончился на рассвете.
В течение всей ночи я старался наблюдать и фиксировать все движения каждого из семи участников в надежде заметить хотя бы малейший след системы словесной или бессловесной связи между ними. Однако в их действиях не было ничего, что указывало бы на скрытую систему.
В начале вечера цикл принятия пейота возобновился. К утру я знал, что потерпел полную неудачу в попытках определить скрытого лидера, заметить хоть какую-нибудь форму тайной связи между участниками или какие-либо следы системы соглашений. Остаток дня я приводил в порядок свои записи.
Когда мужчины собрались опять на четвертую ночь, я каким-то образом уже знал, что эта встреча будет последней. Никто ничего не говорил мне об этом, однако я знал, что на следующий день все разъедутся. Я сел возле воды, и каждый занял свое место в том порядке, какой был установлен ранее.
Семь человек, сидящие кругом, вели себя так же, как в три предыдущие ночи. Как и прежде, я погрузился в наблюдение за их движениями. Я хотел записать все — каждое движение, каждый жест, каждый звук.
В один момент я услышал нечто вроде гудения. Это был просто звон в ушах, и я не придал ему значения. Гудение стало громче, однако все еще было в границах моих обычных телесных ощущений. Мое внимание было разделено между людьми, за которыми я наблюдал, и звуком, который я слышал. Затем, в какое-то мгновение, лица людей стали ярче — словно включили свет. Но это было не совсем так, как если бы включили электрический свет или зажгли лампу или как если бы их лица осветил костер. Это, скорее, было похоже на люминесценцию, розовое свечение, очень размытое, но заметное с того места, где я сидел. Гудение стало громче. Я взглянул на подростка, который был со мной, но тот спал.
К этому времени розовое свечение стало еще более заметным. Я взглянул на дона Хуана. Его глаза были закрыты; так же были закрыты глаза дона Сильвио и Мочо. Глаз четырех молодых людей видно не было, потому что двое из них склонились вперед, а двое сидели спиной ко мне.
Я еще глубже погрузился в наблюдение, однако пока не понимал, действительно ли я слышу гудение и действительно ли вижу розовое свечение вокруг людей. Через минуту я заметил, что размытый розовый свет и гудение очень устойчивы. Я пережил момент сильнейшего замешательства, а затем мне пришла в голову мысль, ничего общего не имеющая ни с происходящим вокруг, ни с той целью, которую я перед собой ставил. Я вспомнил одну вещь, которую моя мать сказала мне, когда я был ребенком.