Хлеб печали

Закостенелые сердца и искалеченные души – если не полюбили ее, то взяли под свою опеку. Горбунья-нищенка вычесывала Лене вшей, убийцы и воровки от щедрот помогли девочке залатать прорехи на одежде, и даже самые злобные и сварливые заключенные придерживали язык, когда она появлялась рядом. По вечерам, если вечер проходил мирно, Лене закутывали в теплую одежду, и она в полусне слушала рассказы разбойников и бродяг, невольно запоминая их ругательства и проклятья в адрес законников и солдат.

- Ну и времена пошли, - ворчала жена тюремщика, которая из сострадания тайком подкармливала маленькую пленницу. – Дожили, детей сажают в тюрьму! Ни совести у людей, ни страха господня! Своих бы детей этот офицеришка пожалел, а чужую девчонку что? Ты ешь давай, а то назад я нести ничего не хочу, и так спина болит, - впрочем, при этих словах она обычно выпрямлялась и удивлялась, что боль ушла.

Людям и правда становилось легче рядом с Лене. В родной деревне ее считали юродивой, совсем непохожей на других детей, и матушка вздыхала, удивляясь, в кого из родни уродилась Магдалена. Бабка Магда всегда осаживала ее, когда она слишком забывалась, и напоминала, что все произошли от Адама и Евы, значит, и род у всех одинаково знатен. Или позорен – это как посмотреть. «Ведьма, как есть ведьма», - шептала тогда матушка, но Лене не знала, о ком она говорит.

Она сделала из гнилушки стол и разложила вокруг него прутик, погнутый гвоздь, гусиное перо и клок волос. «За ваше здоровье!» - сказал обрывок платка Матиас и поднял кружку широким жестом. «Клинк!» - прошептала Магдалена, представив своих родных в богатой одежде за праздничным столом; настоящее вино пенилось в драгоценной бронзовой посуде, и они все чокнулись кубками. «Клинк!» - повторила она. Надо не забыть, чтоб и козочке дали попить. Пьет же она молоко, значит, и вина может выпить.

- Смотрите, эта девчонка издевается над святым причастием! – закричал какой-то мальчишка и бросил в нее недоеденной репкой. Лене испуганно вскинула голову, не догадавшись, что говорят о ней. Репка попала прямиком в стол-гнилушку и отскочила, попав стражнику в ногу.

- Разве это не епископ? – спросил кто-то, указывая на обрывок платка. – Разве это не месса?

- Нет, нет, - пробормотала Лене себе под нос и сгребла все свои драгоценности в подол. «Я ничего такого не делала», - добавила она, но никто ее не слушал. Священник в устах возмущенных зевак уже превратился в папу, а причастие – в коронацию, и стражник, услышавший имя императора, открыл глаза и вытянул шею, став похожим на коршуна. Он зорко оглядел своих нахохлившихся подопечных, и Лене втянули за спины заключенных, подальше от него.

- Что за шум и гам прямо у стен церкви? – спросил хорошо поставленный мужской голос.

- Здесь была девочка, - угодливо ответили ему. – Она возводила хулу на святой престол.

- Она разыгрывала непристойную сцену со священником… - начал было пояснять кто-то другой, но его перебили: «Нет, с епископом!», «И это были ведьмовские штучки!»

- И чем же эта сцена была непристойной? Объясните мне ab ovo usque ad mala!

В толпе воцарилось почтительное молчание к ученому и знатному человеку, и Лене, которая совсем не поняла, что такое «непристойный», уже не говоря о последних зловещих словах, спрятала голову в колени.

- Она сделала преподобного из грязи и мусора, господин, - наконец сказал кто-то. – И его паству тоже. Вот этот мальчик все видел.

- Я ничего не видел, - заявил тот, и его голос дрожал. – Я… Я ничего не помню.

- Ему отвели глаза! – ахнули в толпе. – Найти эту девчонку! Пусть расскажет, что сделала!

Лене задержала дыхание, но тут же тихо пискнула, когда к ней привалилась чья-то спина и вдавила в холодную стену. «Т-тихо», - зловеще послышалось со стороны.

- Где же она? – потребовал властный голос допрашивающего. – Вы! Отвечайте! Здесь была девочка?

Словно волна мычания прошла по преступникам, которые бормотали, что ничего не знают, не видели, не могут говорить. Стражник промолчал, и Лене чуть-чуть отпустило.

- Ребенок, кем бы он ни был, - вступил мягкий женский голос, - был напуган и, конечно же, убежал. Полно, расходитесь же!Не надо искать преступления там, где его нет. Впрочем, - она слегка запнулась, словно улыбнулась потайной мысли, - любой, кто хочет донести о ведовстве, может обратиться к святым братьям.

- Но доносчику – первый кнут, - мрачно подытожил ее слова тот, кто допрашивал горожан.

Люди зароптали, но тут же примолкли, и издалека послышались крики торговца, предлагающего купить у него сушеную рыбу в два раза дешевле, чем вчера.

- Расходитесь, расходитесь! – грянули слуги, и звонкий рожок требовательно затрубил, отчего Лене прикрыла уши руками. - Дайте наконец дорогу графине! И благословите ее за доброту, раз она не разрешает нам использовать палки, чтобы растолкать вас!