В середине 1890‑х гг. он создаст вторую семью с 15‑летней дочерью местного казака Дарьей (как сам утверждал, приобрёл её у отца за 100 рублей), но и первую не бросит; говорят, он не раз появлялся в обществе с обеими своими дамами. А потом женился ещё раз, опять-таки по любви и для комплекта, на 15‑летней гимназистке, причём сумел не только обмануть священника относительно своего холостого состояния, но и уйти из-под надзора. Что тут скажешь? Необычный человек, «человек-оркестр». Венчание признали недействительным, девушку услали на Кавказ, его – в наказание – в Крым. Там за ним полторы недели наблюдал специально вызванный выдающийся судебный психиатр профессор Сербский; его диагноз гласил: «дегенеративный психоз с притуплением нравственного чувства». Похоже, четвертью века ранее император со своим решением «попал в точку»… Через пять лет неприкаянного великого князя вернули в его любимый Узбекистан.
Его заслуги в ирригации «Голодной степи» – солончаковой пустыни на левобережье Сырдарьи – огромны. Благодаря его средствам и усилиям там появились каналы и более сотни посёлков. По справедливости, всю эту область следовало бы назвать «Искандеровской», но и так топонимов хватает: Искандер-арык, посёлки Искандер и Романовский.
Он умер в начале января 1918 г. от болезни лёгких. Через 101 год после его смерти в январе 2019 г. нашёлся принадлежащий ему клад предположительной стоимостью более 1 миллиона долларов: золотые и серебряные монеты, посуда, старинные иконы, книги и другие произведения искусства. Можно не сомневаться: это не последний привет потомкам от великого князя Николая Романова, вора и женолюбца, умницы и таланта, незаурядного исследователя и предпринимателя, щедрого благотворителя и неутомимого жизнелюба.
16. Сюжет для большого романа
Суд над обитательницей публичного дома Розалией Онни, обокравшей посетителя, Российская империя, 1874 г.
Пореформенный российский суд сразу же, с первых дней своего существования оказался в центре общественного внимания. Нынешним прокурорам и адвокатам может только сниться в сладких снах тот колоссальный интерес, который окружал деятельность их коллег полтора столетия назад: газеты печатали подробные, практически стенографические отчёты о судебных заседаниях, публика ломилась даже на заурядные, второстепенные процессы. Выступления судебных ораторов, как мэтров, так и начинающих свою карьеру товарищей прокуроров окружных судов и юных помощников присяжных поверенных подолгу обсуждались в светских гостиных, университетских читальнях и в торговых рядах. Литература, разумеется, также не обошла своим вниманием залы судебных заседаний: Достоевский и Толстой, Щедрин и Чехов, Короленко и Гиляровский, десятки литераторов «второго ряда» посвящали сотни страниц новому суду. О нём писали не всегда благосклонно: например, подозрительному Фёдору Михайловичу виделась в адвокатуре «какая-то юная школа изворотливости ума и засушения сердца, школа извращения всякого здорового чувства по мере надобности, школа всевозможных посягновений, бесстрашных и безнаказанных, постоянная и неустанная, по мере спроса и требования, и возведённая в какой-то принцип, а с нашей непривычки и в какую-то доблесть, которой все аплодируют».
Завязка
Лев Николаевич Толстой также относился к ведомству богини Фемиды настороженно: бывшему студенту юридического факультета Казанского университета виделась в нём механическая, казённая, лишённая живого человеческого (и, самое главное, христианского) начала, мёртвая Справедливость. Тем не менее интерес его к практической юриспруденции был неизменно велик, и рассказы его друзей-юристов – Николая Давыдова и Анатолия Кони – нередко становились основой литературных произведений: достаточно вспомнить пьесы «Живой труп» и «Власть тьмы», сюжеты которых подсказаны судебной практикой.