Книга непокоя

Эти соображения посетили меня после того, как в одной газете я прочитал заметку о великой многообразной жизни одного знаменитого человека. Этот американский миллионер успел побывать всем. Он получил то, к чему стремился — деньги, любовь, привязанность, посвящения, путешествия, коллекции. Сами деньги всего не могут, но тот великий магнетизм, при помощи которого получают много денег, действительно может почти все. Когда я положил газету на столик в кафе, я уже размышлял над тем, что то же можно было бы сказать относительно продавца, которого я более или менее знаю и который каждый день обедает так, как он обедает сегодня, за столиком в углу. Все, что было у миллионера, было и у этого человека; в меньшей степени, разумеется, но под стать его росту. Оба они добились одного и того же и даже разницы в известности между ними нет, потому что и в этом случае разница в обстановке предопределяет тождество. Нет никого в мире, кому не было бы знакомо имя американского миллионера; но нет никого в торговых лавках Лиссабона, кому не было бы известно имя человека, который обедает там.

В конце концов, эти люди получили все, до чего можно дотянуться, вытянув руку. Длина руки у них была разная; в остальном они были одинаковы. Я никогда не мог завидовать людям такого рода. Я всегда полагал, что добродетель заключалась в том, чтобы получить недосягаемое, в том, чтобы жить там, где не находишься, в том, чтобы после смерти быть живее, чем при жизни, в том, наконец, чтобы получить нечто трудное, абсурдное, преодолеть, словно препятствие, собственную реальность мира.

Если мне скажут, что удовольствие от продолжения существования после смерти никчемно, я отвечу, что, во-первых, не знаю, никчемно оно или нет, поскольку я не знаю истины о жизни после смерти; потом я отвечу, что удовольствие от будущей славы есть удовольствие, испытываемое в настоящем — к будущему относится слава. И это такое ни с чем не сравнимое удовольствие от гордости, которое не может подарить никакое материальное обладание. Действительно, оно может быть призрачным, но, каким бы оно ни было, оно шире удовольствия, которое получаешь только от того, что есть здесь. Американский миллионер не может верить в то, что потомки оценят его поэмы, ведь он их и не писал; продавец не может предполагать, что будущее будет восхищаться его картинами, поскольку он не написал ни одной.

Я же, не являясь ничем в преходящей жизни, могу наслаждаться образом будущего, когда читаю эту страницу, ведь я ее на самом деле пишу; я могу гордиться, словно сыном, славой, которой буду обладать, потому что, по крайней мере, у меня есть чем ее добиться. И когда я об этом думаю, вставая из-за стола, мой невидимый рост поднимается с внутренним величием над Детройтом, штат Мичиган, и над всем Лиссабоном.

Тем не менее, я замечаю, что свои размышления я начал не с этого. Сначала я думал над тем, каким ничтожным должен быть в жизни тот, кто хочет выжить.

Одно рассуждение стоит не больше другого, потому что они суть одно и то же. Слава — это не медаль, а монета: на одной ее стороне изображена Фигура, на другой указана стоимость. Монеты большего достоинства не существуют: большее достоинство указывается на бумаге, и оно всегда невелико.

Такой метафизической психологией утешаются смиренные существа вроде меня.

146.

У некоторых в жизни есть большая мечта, и они эту мечту предают. У других в жизни нет никакой мечты, и они ее тоже предают.

147.

Любое усилие, ради какой бы цели оно ни предпринималось, проявляясь, подвергается отклонениям, которые накладывает на него жизнь; оно становится другим усилием, служит другим целям, иногда приводит к полной противоположности того, что намеревалось совершить. Лишь мелкая цель его стоит, потому что мелкую цель можно осуществить полностью. Если я хочу приложить свои усилия к тому, чтобы получить состояние, я смогу так или иначе его получить; цель мелка, как и все количественные цели, личные или нет, она достижима и проверяема. Но как мне осуществлять намерение служить моей родине или возвеличивать человеческую культуру или улучшать человечество? Я не могу быть уверенным в процессах и в том, что их цели можно будет подвергнуть проверке ‹…›

148.

Совершенный человек в язычестве был совершенством человека, который существует; совершенный человек в христианстве — это совершенство человека, которого не существует; совершенный человек в буддизме — это совершенство небытия человека.

Природа — это разница между душой и Богом.

Все то, что человек излагает или выражает, есть заметка на полях полностью стертого текста. Исходя из смысла заметки, мы более или менее извлекаем смысл, который должен был содержаться в тексте; но всегда остается сомнение, а возможных смыслов — множество.

149.