Критическая теория интернета

Дело даже не в свободе слова: если ты можешь говорить все, что захочешь, вне живого социального контекста, то в этом нет угрозы, что бы ты ни заявлял. Свобода идей – вот у чего действительно есть разрушительный потенциал. Читая рецензии на «The Age of Consent», интересно понаблюдать за тем, как одновременно и закоренелые марксисты, и сторонники свободного рынка вместе пропускают аргументы Монбио, не слишком вдаваясь в суть его предложений. Изобразить капиталистов марсианами, а сторонников социальных движений жителями Венеры, как это сделал в своей рецензии The Economist – это простой риторический трюк, который позволяет уйти от обсуждения реального глобального кризиса в экономике, экологии и международной политике. Проблемы при обсуждении свободной торговли в Дохе демонстрируют, что ВТО находится на грани коллапса – и НКО играют ключевую роль в его расколе. С другой стороны, назвать Монбио кейнсианцем, чьим единственным желанием является спасение капитализма – это другой бессмысленный ход, который очевидно противоречит содержанию книги. Как пишет Монбио, «Существующие институции не могут реформировать сами себя. Их власть держится на несправедливости договоренностей, положивших им начало, и пытаться бороться с этой несправедливостью – значит принять свой собственный конец».

Джордж Монбио пытается мыслить масштабно – и это именно то, что так не нравится в «The Age of Consent» как упрямым марксистам, так и правящим неолибералам. «Наша задача», – пишет Монбио, – «заключается не в том, чтобы победить глобализацию, но в том, чтобы оседлать и использовать ее для осуществления первой в истории человечества глобальной демократической революции». На повестке дня ни больше ни меньше демократия на глобальном уровне. Как традиционные левые, так и неоконсерваторы не любят говорить о «глобальном управлении», этом термине из мира международных отношений. В то время как левые слишком увлеклись своим самоотождествлением с национальным государством, неолибералы верят в то, что только бизнес обладает правом определять транснациональные правила игры. Монбио верно указывает на стратегическую возможность «движения движений» выстраивать модели глобальной демократии. Никто не сделает этого за нас – если только вы не верите в теорию заговора, согласно которой Мировое Правительство уже держит все под полным контролем.

Что если выборы в глобальный парламент состоятся, но голосовать на них никто не придет? Монбио из кожи вон лезет, чтобы задать такого типа вопросы. Неучастие в голосовании является проблемой, например, при выборах в Европарламент, которому, во многом как и парламенту Монбио, недостает легитимности и власти. Демократия может быть «лучшей из худших» систем, по сравнению с кошмарами марксизма XX века или моделью «антивласти» западных анархистов. Но это не должно помешать критически рассматривать проблемы, с которыми сталкивается современная репрезентативная демократия. Было бы полезно, если бы Монбио сам принял участие в дебатах судьбах о демократии, к примеру, при обсуждении идей, высказанных консерватором Фаридом Закарией в «Будущем свободы». По мнению Закарии, сегодня в политике нам нужно не больше демократии, а меньше [278]. Вопреки тому, что говорит Монбио, Закария выдвигает этот тезис не ради защиты интересов глобальной бизнес-элиты. Во всяком случае, его аргумент заключается не в этом. Есть много примеров того, когда демократические выборы приводили к власти диктаторов и фундаменталистов – не стоит недооценивать эту проблему.

Глобальная демократия не должна приравниваться к прогрессу и справедливости. Мировой парламент мог бы легко проголосовать за «войну» с гомосексуальностью или, например, призвать к закрытию интернета. На самом деле вероятность этого довольно велика. Либертарианские язычники в первую очередь должны бояться «мирового мнения». Закария считает, что для усиления возникающей глобальной демократической культуры вместо увеличения числа бесполезных институтов необходимо всемирное расширение «свобод». Развитие свобод, таких как свобода печати и передвижения, могло бы составить оппозицию политике, в которой доминируют краткосрочные политические и электоральные мотивы. Этот аргумент, на мой взгляд, не связан с идеей, что некоторые люди якобы «не могут жить в демократическом обществе». Кроме того, западные демократии так или иначе должны заново определить свое отношение к медиаспектаклю. Недостаточно только требовать более частых онлайн-голосований, потому как это только усилит опасность популизма. Монбио нигде не упоминает об этих проблемах, и можно только догадываться, почему, – все-таки кризис демократии часто связывают с вопросом медиа. Также было бы интересно сопоставить глобальный дизайн институций Монбио с агонистической моделью демократии Шанталь Муфф.