Кривые Жуковского

Полина знала, она нашла отличный выход, просто лучший. Теперь она могла уйти, не прося на то у бабушки позволения, не сочиняя небылиц про неотложные дела. Ведь бабушка сама от нее отвернулась, услышав о дедуне. Отвернулась в прямом и переносном смысле. Она незамедлительно начала рассказывать дочери:

– Я же, Варвара, снова звонила в управляющую компанию. Я им сказала, буду звонить каждый день, пока…

Она начала свой рассказ так скоро, торопливо, будто пытаясь потопить в нем Полинино «к дедуне». Будто одно упоминание о нем оскорбляло ее слух. И выражение бабушкиного лица это вполне подтверждало, хотя она и пыталась придать ему невозмутимый вид.

Полина шла через погруженную в молчание гостиную, мимо безмолвного телевизора, лишенного своего единственного достойного оппонента. Когда приходила бабушка, дедуня выключал телевизор и уходил в свою комнату так же стремительно, как только что бабушка отвернула от Полины свое лицо.

«Интересно, каково быть человеком, чье присутствие все хотят просто пережить?» – думала Полина про бабушку.

Однажды в детстве дедуня сказал Полине, что бабушка – вампир. Полина знала, что такое вампир, и начала по ночам прибегать к маме в кровать. Перелазила через спящую Варвару и прижималась к ее спине. С ощущением полной безопасности Полина спокойно спала так до утра. Потом оказалось, что дедуня говорил про каких-то энергетических вампиров. Он говорил Варваре, а Полина подслушала, что бабушка питалась их энергией, но переусердствовала и, когда поняла, что питаться больше нечем, ушла. «Может, папа тоже был вампиром, – думала тогда Полина, – и его тоже вынудил уйти голод?».

Потом Полина пару раз видела по телевизору передачу, из которой дедуня понабрался идей. Но бабушку она не любила не за придуманный им вампиризм, и не за то, что она ушла, а потому что бабушка заслоняла собой солнце. Ее было так много, что, куда бы она ни приходила, всем остальным сразу становилось тесно. Поэтому и дедуня сразу уходил в свой угол, поэтому и Полина сейчас шла к нему.

Хотя иногда Полине казалось, что в дедуниной теории есть что-то правдоподобное. Полина ведь помнила те времена, когда мама, щебеча, порхала по квартире, улыбалась себе в зеркале, долго разговаривала по телефону. Когда папа не прятал от Полины глаз. Когда поднимал ее с ковра на полу и кружил в воздухе под бабушкины возмущенные визги. Дедуня тогда готовил свой фирменный плов, рассказывая в тысячный раз про своих узбекских сослуживцев, которые его этому делу научили. У него тогда вообще было много историй. Он частенько сажал Полину к себе на колени и рассказывал их одну за другой. Бабушка, чем бы она ни была занята, приходила его перебивать. Говорила, что в прошлый раз эту же историю он рассказывал иначе, а в позапрошлый у нее так вообще был иной финал. Говорила: «Не забивай ребенку голову». Но дедуня ее всегда побеждал, на каждый ее довод у него было еще по истории.

Наверное, с тех пор только бабушка не изменилась. Тот же командный тон, нескончаемая уверенность в своей правоте и непогрешимости и тысячи, тысячи идей… Полина почему-то запомнила, как однажды бабушка придумала помыть люстру в их тогда еще общей квартире. Всем были розданы роли: дедуня, за стремянкой в кладовую – будешь ее придерживать снизу; папа, вверх – снимать люстру; Варвара, воды и порошка побольше – будешь мыть; Полина, иди играй, не мешайся. Но каждый, по бабушкиному мнению, делал что-нибудь да не так. И Полина, чтобы не отставать от взрослых, тоже не четко выполняла данное ей указание и путалась у всех под ногами. И когда наконец начищенная до блеска люстра уже висела под потолком, бабушка окрестила всех домочадцев бездельниками и лентяями и, обиженная, ушла в свою комнату.

«Наверное, они все не были счастливы друг с другом», – часто думала Полина. Но она любила возвращаться в ту квартиру. В ней тогда все время что-то гудело, шумело, свистело: чайник, пылесос, мясорубка, фен, Полинины игрушечные телефоны, поющие собачки с кнопочкой на брюшке…

Сначала ушел папа. Полина не сразу обнаружила пропажу, ведь папа частенько приходил с работы, когда Полина уже спала. Потом она начала спрашивать маму, но та молчала, отправляла «поиграть». И тогда папа объявился сам. Подошел к ней на детской площадке, подарил куклу. Первую, наверное, из миллиона.

Когда мама снова начала есть и ходить на работу, ушла и бабушка. Полина знала, что многие дети, в школе и во дворе, живут без пап. Многим приносят подарки на детскую площадку. Но она и по сей день ни разу не слышала, чтобы от кого-то ушла родная бабушка. Полине почему-то тогда за это было очень стыдно, и она ни с кем этой тайной не делилась.

С тех пор с дедуней никто не спорит, кроме телевизора. Мама все время на работе, а когда дома, похоже, что все равно на работе или где-то еще, но очень далеко отсюда. Папа заходит по субботам. Бабушка командует в другой семье. А у Полины больше нет говорящих игрушек, и иногда она думает о том, что было бы неплохо научиться готовить плов, а еще легко и беспечно часами напролет болтать с подружками по телефону.