Кривые Жуковского

– Его изучают, написаны миллионы книг, серьезных научных работ, изобретены телескопы, ученые даже летали туда. Но чуть коснешься, начнешь задавать вопросы и увидишь, что там сплошные гипотезы, иксы, игреки и никто ничего не знает. Понимаешь?

Завороженная Полина кивнула.

– С мозгом все то же самое. Вскрывают голову, смотрят, а там стремный серый комочек, и режь его хоть на тысячи кусочков, все равно толком ничего не понятно. И опять сплошные гипотезы. Мне кажется, мозг даже сложнее, потому что когда-нибудь он познает космос, а сам себя не познает никогда.

– Но медицина…

Полина хотела сказать «не стоит на месте», потому что фраза известная, несложная и в ее состоянии вполне произносимая. Но Артем чуть отъехал назад на своем кресле, и его лицо приняло привычное чуть насмешливое выражение.

– Глупости.

Взял со стола карандаш и принялся вертеть его в пальцах, и смотрел уже не на Полину, а на карандаш.

– Знаешь же, что каждый участок головного мозга отвечает за определенную функцию? Узнать это, на самом деле, было и не таким уж большим достижением. Просто наблюдательность. Например, повредил человек какой-то определенный участок мозга, какая-то функция не работает или работает неправильно. Или там, скажем, опухоль давит куда-то, и восприятие, поведение человека меняется.

Конечно, что-то такое было на биологии. Но слушать было занятно, и Полина даже ненадолго отвлеклась от самого Артема на его слова. Когда он замолчал, Полина кивнула, как бы говоря – усвоила, продолжай.

Артем перевел взгляд с карандаша снова на Полину, будто сомневаясь, стоит ли дальше.

– Как ты думаешь, что такое любовь?

Полина вспыхнула. И даже не от слова «любовь». Ей показалось, что он все время с ней играет. Вроде говорит на отвлеченные темы, а сам то и дело тянет за поводок, проверяет, тут ли она еще, не перегрызла ли.

– Н-не знаю, – сказала Полина.

Уж она много чего могла сказать на эту тему! Но решила отделаться привычным «не знаю».

– И правильно. Потому что не знает никто.

«Фуф», – подумала Полина и похвалила себя за то, что не подалась в словесные дебри.

Артем продолжил:

– Не существует в мозгу, понимаешь, какого-то определенного участка, отвечающего за любовь. Нельзя ткнуть иголкой в мозг в правильном месте, чтобы человек перестал любить. То есть, чтобы человек ощущал ее, жил ей, в мозгу происходят целые процессы. И до сих пор никто не способен не то что их контролировать, но и полностью объяснить. Слышала же, говорят, любовь – это просто гормоны! Понимаешь, мозг управляет всем, и железами, которые выделяют гормоны, в том числе. Так что все разгадки там.

Теперь про любовь он говорил не играючи, поняла Полина. Она видела, что ему сейчас не до нее, он увлекся своим рассказом.

– То есть я всего лишь пытаюсь сказать, что мозг до сих пор загадка, обросшая гипотезами и предположениями.

Артем кинул на стол карандаш и снова придвинулся к Полине. Оперся руками о ее колени и заговорил тихо-тихо, прямо ей в лицо.

– А мечты, Полина? (Полина) Кто-нибудь может сказать, что это такое? Говорят, что мы имитируем возможную ситуацию и проживаем ее. Но ты же понимаешь, что это не так? (

Понимаю) Иногда мечты кажутся важнее всего того, что происходит вокруг, они даже кажутся реальнее, потому что они идеальны. Мечты – это тот мир, который ты сам создал для себя, а не в который тебя поместили, не спросив. Там все так, как ты хочешь. И из этого реального мира ты берешь туда только тех, кто тебе нужен. (Ну да, бабушку я не беру) И в твоих мечтах они такие, как хочешь ты, и ты сам такой, каким хочешь быть (Индианка, индуска, индейка…).

Артем вместе с креслом повернулся к монитору компьютера и оказался снова таким, каким Полина видела его все эти вечера, в которые они готовили совместный доклад. Взял в одну руку мышку, о другую оперся подбородком, спросил:

– Что там у нас дальше?

– А что дальше?

– Я же подчеркнул в учебнике. Диктуй.

– Нет, про мечты, что дальше?

– Ничего. Диктуй.

Полина растерянно перекладывала книги, бегала глазами по строчкам, искала, где подчеркнуто. Наконец нашла.

Чужие слова заполняли пространство между ними. Не складывались в стену, не сплетались в занавес, просто носились в воздухе, не оседая в них. Слишком уж живы казались те, что совсем недавно с его теплым дыханием касались Полининого лица.

Полина вполне осознавала всю значимость момента. Он впервые говорил с ней по-настоящему. Сам испугался, решила Полина, поэтому по-быстрому закидал все настоящие слова сухими и неважными из учебника.

– …подъем революционного движения в Германии породили у держав Антанты…, – медленно и монотонно читала Полина.

– Два года назад мой отец попал в аварию, – перебил ее Артем.

Говорил он бесстрастно, будто с монитора читал, будто продолжал тему послевоенных международных отношений:

– Операции, искусственная кома. Он пришел в себя. Были проблемы с координацией, пришлось вспоминать, как ходить, как ложку держать, говорил с трудом. Провалы в памяти. Точнее, врачи решили, что «провалы в памяти».