Лекции по искусству. Книга 4

Когда пишут о Микеланджело, то говорят, что есть дугообходы. Это когда вы обходите скульптуру и видите, как она меняет не только свои ракурсы, но и содержание. Скульптура Брута является авторской версией древнего римского портрета Каракалы. Безусловно. Но почему Микеланджело делает Брута? Он республиканец. Ему не нужны Медичи — он их не любит. Он не любит Папу, он любит республику. Но работает на заказ, на Медичи и на Папу. Ну, что можно поделать? А он не может работать иначе. Он делает купол над собором св. Петра, он расписывает потолок Сикстинской капеллы. Это было его личной трагедией, вечным терзанием, как и гробница Медичи. Но он делал все это и поэтому Брут вызывает в нем особый восторг, и он создает его образ. Итак, если вы посмотрите на этого Брута с одной стороны — то увидите, как он энергичен, как он прекрасен, как великолепен его профиль. Очень красивый, мощный, сильный человек, личность, республиканец, убийца Цезаря. Но, когда вы начинаете обходить его с другой стороны (а обходить надо только слева направо), то картина неожиданно меняется. Проход начинает создавать ощущение времени. Левая сторона, такая молодая, идете дальше и видите, что щека повисла, глаз, как будто бы после паралича, уголок рта опущен. И нет в нем того задора и азарта, что вы видели ранее. Перед вами немножко стареющий, безразличный ко всему сенатор. Это и есть ощущение времени. Это и есть само время. Как можно было так сделать своего любимца? Вольно или невольно увидеть его финал и показать его нам. Надо очень пристально смотреть на вещи, которые мы называем гениальными. Потому что они несут в себе намного больше того, что мы воспринимаем. Это, как произведение искусства, перед которым нам стоит преклоняться.

Но, вернемся к гробнице. Посмотрите, как это все сделано. Внутри гробницы нет ничего, что сделано лучше или хуже. Все сделано одинаково, все одинаково проработано и какие прекрасные фигуры Джулиано и Лоренцо. Как долго можно рассматривать детали этих двух воинов! Когда он делал их фигуры, то создавал образы. Он не копировал их. Когда ему сказали, что Джулиано и Лоренцо не похожи на их прототипы, то мастер ответил: «Прекрасно! А кто через сто лет будет знать, как они выглядели?» И правда, кто через сто лет будет знать, как они выглядят? И образ его Джулиано — это образ порывистого рыцаря, такого святого Георгия — Победоносца. Как он прекрасен физически, как порывист — настоящий воин. И какой переход — от молодого, порывистого, горящего воина, к воину-философу, к воину-мыслителю — к Лоренцо, более такому широкому, сидящему в задумчивой позе. И на его голове очень интересный шлем, а это шлем очень старый и напоминает шлем Афины Паллады или шлем, что был на голове воина и философа Перикла — главы афинской демократии. Я уже не говорю о деталях.

Лоренцо

Джулиано

Что касается четырех времен суток, о них очень много написано. И сейчас нет смысла просто возвращаться к этой теме. Потому что, если кто-то и описан замечательно, то это эти четыре фигуры. Но я все равно скажу об одной из них. Это фигура Утра. И всех поражает какая-то несогласованность этого тела. Оно мощное, прекрасное, но при этом отвернуто от нас. Это тело с большим трудом поворачивает к нам голову и свое лицо. И, когда мы видим это лицо, вернее, голову фигуры, изображающей утро, мы удивляемся, до какой степени манера ваяния всей фигуры и головы не совпадают между собой. Во-первых, нет абсолютно гладкой поверхности. А ведь он свои скульптуры полировал лайковыми перчаточками из щенков. Жестоко, конечно, но что поделаешь. Еще со времен Пьеты.

Пьета

Утро

День

Вечер

Ночь

Когда вы смотрите на голову Утра, вам кажется, что она сделана художником начала 20 века. Образ лишь намечен. Неразличимое лицо и вы можете его трактовать, как угодно. Современников поражали все те зарубки инструментов, что были оставлены художником на недооформленной голове Утра. Потому что его современники привыкли к другой манере скульптурного ваяния, а не к такой обобщенной, не к такой свободной. И Микеланджело хорошо ответил по этому поводу. На это недоумение, он сказал: «А кто видел в лицо день грядущий? Никто не видит в лицо день грядущий». Это еще раз подтверждает, что его работа является не просто работой над гробницей, а чем-то еще. Таким философским рассуждением о времени, куда входим и мы, и Медичи, и многие другие люди. Туда, где есть место мгновению. Есть место постоянному круговращению и цикличности. И где есть место соединения с личностью, какое-то учение о цельности и единстве мироздания, через время.

Когда вы смотрите на его самую знаменитую работу в академии — на Давида, она так прекрасна, что даже у несколько толстокожих людей может вызвать слезы. Потому что это созерцание абсолютно совершенного художественного творения. Микеланджело творил героя своего времени.

Давид