Ленивый любовник

– Ну что ж, дело сделано, – сказал адвокат. – Контакт с вашим человеком поддерживается?

– В бакалее есть телефон, но это требует времени. Ведь надо дойти до него. А потом, это ведь деревенские условия: вас подслушивают.

– Я знаю, – ответил Мейсон. – Если будет что-нибудь новое, пусть мне просигналят, когда я буду проезжать бакалею. Мы немедленно отправляемся.

Мейсон повесил трубку.

– Вы все пометили, Делла?

– Да, шеф.

– Исчезаем!

Пятнадцать секунд спустя они бросились в подъемник. Жерти растирала свои руки, покрытые смягчающим кремом.

Автомобиль с полным баком, способный выжать все сто сорок по хорошей дороге, как чистокровный скакун, сжатый коленями наездника, помчался по бульвару с такой скоростью, которая обычно приводит в тюрьму. В девять пятьдесят позади остался Спрингфельд.

Двадцать минут спустя Делла, наблюдавшая за спидометром, положила руку на рукав Мейсона.

– Мы приближаемся, шеф.

Адвокат сбавил скорость.

Еще несколько минут, и они проехали освещенную вывеску почтового поста и бакалейную лавку.

Поворот руля вправо, влево, и они очутились на затерянном среди гор плато.

Темный дом вместе с амбаром четко обрисовывался на звездном небе. Свирепо залаял пес. Его глаза фосфорически сверкнули в лучах фар.

Мейсон выключил свет. Пес немедленно замолчал, и воцарилась тишина, нарушаемая только треском радиатора, остывающего на холодном горном воздухе.

– Этот пес не кажется сердитым, – сказал Мейсон, выходя из машины.

Большая собака галопом помчалась к нему и стала обнюхивать икры.

– Эй! Кто-нибудь! – закричал адвокат.

За одним из окон вспыхнула спичка, потом разлился желтый свет керосиновой лампы.

– Кто такие? – спросил мужской голос.

– Срочное поручение, – ответил Мейсон. – Откройте!

На оконном стекле обрисовалась массивная тень. Свет газолиновой лампы прибавился к слабому свету керосинки. Послышались шаги, и дверь отворилась.

Овербрук, великан в ночной рубашке, заправленной в холщовые штаны, с фонарем в руках, появился на пороге.

– Говорите вы, Жерти, – прошептал Мейсон.

Она вышла вперед и остановилась в свете фонаря.

– Мистер Овербрук? – спросила она голосом, дрожащим от волнения.

– Это я, мисс.

– О! Как я счастлива! воскликнула Жерти. – Вильям у вас, не гак ли? Он хорошо себя чувствует?

– Виьям? – повторил удивленный человек.

– Это ее муж, – пояснил Мейсон.

Великан-фермер покачал головой.

– Человек, который потерял память, – пояснил дальше Мейсон.

– О! – воскликнул Овербрук, – Ну конечно, да! Вы его родственница?

– Он мой муж!

– Как вы узнали, что он здесь?

– Мы повсюду искали его, – ответила Жерти. – Он здоров?

– Наружность домика обманчива, ведь это жилище для холостяков. Но все равно заходите. Вечер сегодня сырой.

Они по одному прошли в маленькое помещение у входа.

– А где Вильям? – спросила Жерти.

– Сбоку.

Овербрук открыл дверь.

– Эй! Старина!

– Что? – спросил сонный голос.

– К вам пришли. Идите сюда.

– Я не хочу никого видеть. Я хочу спать!

– Я пойду за ним, – сказал фермер, пожимая плечами. – Он устал. Ничего удивительного после дня, который был у него.

Фермер прошел в соседнее помещение, из которого послышались голоса.

– А он не попытается удрать через какой-нибудь черный ход, шеф? – спросила Делла.

– Если он удерет, – заявил Мейсон, – то практически признает себя виновным. Нет, он нам представится потерявшим память. Вот увидите!

Голоса в соседнем помещении смолкли, и послышались шаги. Вернулся Овербрук.

– Я не знаю, как поступить, – сказал он. – Его надо было доставить сюда?

– Вы сказали ему, что здесь его жена?

– Нет. Только то, что его хотят видеть.

– Самое лучшее, – заметил Мейсон, – это сделать ему сюрприз. Ему нужна встряска, неожиданность. Амнезия – это результат безволия, тенденция разума избегать всего, что неясно и требует усилий для восприятия. Это убежище. Человек закрывает дверь своего мозга перед всякими волнениями И даже мыслями, которые могут вызвать это волнение. Лучшее лекарство от этой болезни – это шок. Нужно, чтобы он увидел нас неожиданно. Не говорите ему, кто здесь, и не подготавливайте его к встрече. Просто скажите, что его хотят видеть. Кстати, как он попал сюда? Кто его привез?

– Появился он прошлой ночью, – ответил Овербрук. – Его качало. Залаял пес. Я сперва подумал, что на какого-нибудь зверя. Но по стойке пса я понял, что лает он на человека. Я выглянул: никаких автомобилей. Край, знаете ли, пустынный. Я зарядил свое ружье и зажег фонарь. Человек подошел к двери и постучал. Я попросил представиться. Последовал ответ, что он этого не знает. Мы поговорили таким образом несколько минут, и я вышел. Пес держал его в напряжении, пока я ощупывал его карманы в поисках оружия. Ничего. Даже носового платка. Никаких бумаг, конвертов. Вообще ничего.

– Странная история, – сказал Мейсон.

– Ничего, кроме толстой пачки денег, – продолжал Овербрук. – Достаточно толстой, чтобы озадачить и лошадь.

Естественно, мне все это показалось подозрительным. Тогда он поведал свою историю, сказал, что находится как бы в тумане, не помнит, кто он, очень устал и хочет спать. Он не хотел, чтобы узнали о его местонахождении.