Любовь к трем цукербринам

не приходило подвергнуть происходящее со-

мнению. На такое способны только некоторые

созерцатели — но с ними, по счастью, я практи-

чески не имел дел, ибо их сердца пребывают да-

леко от путей этого мира.

Так вот, если вернуться к нашему приме-

ру — допустим, мне требовалось, чтобы вредная

гражданка взяла зонт. Тогда «глаголом жги

сердца людей» заключалось в банальном «жен-

щина, возьми!». Говоря совсем точно, слова

«женщина» там не было. Войдя в чужое сердце,

я всегда изъяснялся в первом лице: «мне таки

нужен зонт» — а вслед за этим и появлялся тот

зыбкий голем, которому зонт был нужен. И все.

Никакого дыма, никаких кардиологических

ожогов. Женщина вспоминает, что ее тяжелый

зонтик с синей ручкой — на самом деле зама-

скированная дубинка из трех связанных скот-

чем арматурных прутьев: вещь, крайне необхо-

димая в судьбоносные времена. Она чему-то

улыбается, кладет зонт в сумку, выходит из

дома — и сквозь морозный туман и растворен-

ную в нем революционную надежду направля-

ется в будущее. Но я за ней уже не слежу.

Я мог бы, наверно, заработать кучу денег,

играя на бирже. Но в один из первых сеансов

моего общения со Свитой мне было разъясне-

но, что «глагол» может быть использован толь-

ко по одному назначению — для устранения

мировых дисбалансов. Карой за нарушение

этого закона была смерть (мне показали длин-

ную золотую иглу, а потом кивнули на моего

воскового двойника).

Мало того, я не мог вмешиваться в самую

чудовищную несправедливость, творящуюся на

моих глазах. Я не имел права предотвращать

преступления, останавливать теракты, тормо-

зить кровавые революции, спасать людей от не-

счастного случая — подобное даже не обсужда-

лось. С точки зрения моей работы, реально

угрожающие миру дисбалансы возникали вовсе

не там, где их видели СМИ и я сам в своей чело-

веческой ипостаси. Все это могло быть частью

плана, по которому развивается мир. Мне сле-

довало охранять не свои человеческие пред-

ставления о должном, а существующий поря-

док вещей — вернее, не сам этот порядок, а так

называемую связь времен (позже я объясню, что

это). В общем, я мог или принять правила, или

уйти. Я их принял.

Вот и все, что касается Киклопа.

Если читатель ждет рассказа о том, как я

спасал человечество в живописных битвах со

злом, он будет разочарован — я больше не ска-

жу про свою ежедневную работу ни слова, как и

предупреждал в предисловии. И вовсе не из

скромности.

Во-первых, говорить о конкретном содер-

жании своей деятельности и ее технических

аспектах подробнее, чем я уже сделал, я не

могу — это часть правил. Думаю, это понятно.

Тайны в нашем мире есть даже у компаний,

всего-то навсего торгующих психотропной са-

харной водой, подцвеченной экстрактом коше-

нильного червя.

Во-вторых, мое повествование от этого со-

вершенно не пострадает. Хоть моя работа была

крайне важна, назвать ее интересной трудно, по-

скольку я решал возникавшие проблемы самым

экономным и неброским способом, чаще всего

даже не зная, какие именно будущие дисбалансы

я устраняю — как в примере с зонтиком. Расска-

зывать о том, как я шпаклевал трещины миро-

здания, помогая малознакомым людям завязы-

вать шнурки, направлять лифт на нужный этаж

или возвращаться домой за забытыми ключами

по карнизу второго этажа (самое героическое,

что могу припомнить), как-то скучно. Голливуд-

ского боевика из этого не выдоишь — приключе-

ния районного сантехника и то веселей.

И потом, почти любой человек бывает ино-

гда техническим спасителем мироздания. Нель-

зя сказать, что в эти минуты он ощущает свою

великую роль. Он делает свое дело буднично

(поднимает с пола монету, толкает в спину за-

зевавшегося пешехода, роняет на мостовую бу-

тылку с подсолнечным маслом) и ныряет назад

в море неразличимых лиц. Каждый из нас —

Лорд-Хранитель этого мира. Я был нужен толь-

ко для страховки.

Поэтому интересно не то, чем я занимался в

качестве Киклопа. Интересно даже не то, что я

подглядел в чужих сердцах и душах — повсюду

преет довольно однотипный мусор, различает-

ся лишь форма куч.

Интересно то, что я увидел и понял, направ-

ляя свое служебное зрение на разные аспекты

человеческой жизни — и будущего. Здесь мне

открылось много любопытного, страшного и

неожиданного. Именно об этом я и буду жечь

глаголом на всех оставшихся страницах — в

меру своих слабых сил.

СВИТА

Я знал, что я не единственный Киклоп на

свете — и, конечно, не первый. Много тысяч

лет они ходили по блюду этого мира — вернее,

держали его на своем вытаращенном глазу. Это

был, возможно, один из древнейших земных

институтов, и существовали строгие правила,

которые мне следовало выполнять. Правила не

обсуждались. И еще они были довольно стран-

ными.

Я уже сказал, что не мог использовать свои

силы в личных целях (или даже в соответствии

со своими понятиями о добре и зле). Но это

было еще не все.

Та уникальная и ни с чем не сравнимая роль,

которую я играл в мироздании, подразумевала,

кажется, льготы и преференции. Если любой

газенфюрер, любой банкир или римский папа

(а эти люди вовсе не решают возникающие во

вселенной проблемы, а только создают их) жи-

вет в собственном дворце, в окружении личных