Любовь к трем цукербринам

на службу граждан уже успевала стечь в подзем-

ные трубы. Я подходил к своей станции метро,

спускался вниз и с двумя пересадками ехал в

другой конец города по маршруту, линия кото-

рого напоминала мне абрис потухшего вулкана

с глубоким кратером Кольцевой.

Добравшись до станции назначения, я под-

нимался на поверхность и шел на работу. У меня

была работа, да, как и у остальных людей, спе-

шащих утром по городу. И для внешнего на-

блюдателя все выглядело крайне убедительно.

Сняв меня на камеру в любой момент моего

трудового дня, он увидел бы обычную офисную

креветку, занятую каким-то невнятным и, ско-

рей всего, низкооплачиваемым делом.

В кадр попала бы оргтехника, чашка кофе,

стол со скоросшивателями, плоский монитор и

клавиатура — и сам я, в твидовом пиджаке, гля-

дящий в этот самый монитор (или, к примеру,

поливающий фикус на подоконнике). Еще в

кадре мог оказаться украшающий стену ретро-

календарь (гневные красотки с заклеенными

желтым скотчем ртами — то ли политика, то ли

принципиальный феминистический отказ в

минете, то ли все это вместе: им запрещают

одно, а они в ответ отказывают в другом),

какой-то план-сетка со множеством заполнен-

ных ручкой граф и портрет Леонардо ди Каприо

в роли плантатора, как бы повешенный туда раз-

мечтавшейся сотрудницей.

На самом деле моя работа была просто хи-

трым симулякром — ее не существовало. Я по-

нимаю, что подобное может сказать про себя

почти любой представитель креативного клас-

са, но мои слова следует понимать не в пере-

носном смысле, а в прямом. Моя работа была

выстроена как симуляция изначально — она не

имела отношения к внешнему миру вообще.

Мой маскировочный офис располагался в

бывшем сталинском министерстве — простор-

ном послевоенном здании, где сосуществовало

огромное число самых разных контор. В мою

комнату вела отдельная дверь из длинного ко-

ридора с раздолбанным (кажется, еще совет-

ским) паркетом.

С обеих сторон от моего кабинета размеща-

лись мутные московские конторы, где люди

бессмысленно мучались с утра до вечера, испе-

кая входящие и исходящие документы, подси-

живая, кидая и динамя друг друга — а в тайном

аппендиксе между этими вавилонскими печа-

ми, за столом с декоративными папками, возле

исправно работающей, но такой же декоратив-

ной оргтехники сидел я.

Расстояние от меня до ближайшего офисно-

го пролетария обычно не превышало пяти-де-

сяти метров (самый близкий сидел прямо подо

мной этажом ниже — его звали Кеша).

На внешней двери моего убежища, звуко-

изолированной с обеих сторон, висела выдер-

жанная в общей стилистике этого здания крас-

новатая табличка с желтыми буквами:

СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР ОГИПРО

КИКЛОП о. к.

ПРИЕМ СТРОГО ПО ЗАПИСИ

Ниже был подклеен скотчем какой-то спи-

сок: слово «сдали» — и под ним длинный пере-

чень фамилий. Этот список иногда меняла моя

секретарша, вешая на его место какой-нибудь

другой.

У слова «ОГИПРО» не было никакого смыс-

ла вообще. А вот фамилию «Киклоп» подобрали

гениально — «Сидоров» или «Рабинович» вы-

зывают понятные подозрения, а такая может

быть лишь на самом деле.

За входной дверью начинался небольшой

предбанник со столом секретарши — стол этот

всегда пустовал. Секретарша приходила в те

часы и дни, когда меня на работе не было, и я

никогда не встречался с ней лично. Ей объяс-

нили, что она нанята с целью сохранить «вто-

рую инспекторскую ставку» (кто не поверит,

услышав такое), а на деле ей надо только уби-

рать офис и симулировать активность, вывеши-

вая на дверь разного рода списки. И еще, ко-

нечно, она должна была следить за моей

кофейной машиной.

Мой офис был прост и строг — стол с чер-

ным кожаным креслом, узкий диван, телеви-

зор, кондиционер, личный туалет (скрытый за

неприметной дверью — прямо как в ялтинском

кабинете Николая Второго), стеллаж с папка-

ми, цветок в горшке. В скоросшивателях, кста-

ти, действительно лежали документы с печатя-

ми и подписями, какие-то протоколы и

разрешения — подозреваю, что с моей подпи-

сью. Секретарша приводила все это в убеди-

тельный рабочий беспорядок в те дни, когда

меня не было. Ее же невидимые руки наполня-

ли всякой вкусной мелочью небольшой холо-

дильник.

Обед мне приносил в просторной сумке че-

ловек в форме курьера DHL. У него был свой

ключ от двери. За ней он оставлял свою вмести-

тельную форменную сумку с едой — и забирал

такую же, принесенную вчера. Соседи по этажу

не сомневались, что работа за моей дверью бур-

лит, кипуче выплескиваясь на международный

простор.

Стоявший на моем столе массивный эбони-

товый телефон даже не был подключен к ли-

нии — и я отчего-то находил в этом особую и

высшую привилегию. Таким телефоном не мог

похвастаться ни один диктатор, серый карди-

нал или масонский главарь. Это я знал точно.

Работа Киклопа отнимала у меня всего не-

сколько минут в день. Но я не собирался без-

дельничать в своем маленьком гнездышке.

Я говорил о своем желании стать писателем — и

теперь наконец у меня было для этого достаточ-

но досуга. Мало того, у меня появился по-насто-

ящему уникальный сверхчеловеческий опыт,

а что еще надо, чтобы ворваться в рейтинги и

умы?

Я, конечно, шучу.