Люди земли Русской. Статьи о русской истории

– Знаешь, кто это? – спрашивает лейтенант МТБ кавалерийского капитана. – Это, брат, большой богач был, своих рысаков держал и на серебряные подковы ковал. Тип, доложу тебе, замечательный. К нам его не раз вызывали. Входит, тросточкой помахивает, словно на прогулке. Опрашиваем имя, происхождение. Все точно заявляет и от себя вдобавок: «Не плевок был в Москве, таким и остался». Так и чеканит. Это, друг, класс! Редкость! Ну, подержим его в Бутырках месяца три и отпустим. Ни к чему не причастен. Прежде, говорят, его в Москве «Портосом» звали. Похож, правда?

Азарт неистребим в человеческой душе. Коммунисты подвластны ему в той же мере, как и закоренелые контрреволюционеры. Бега – единственное место, где азарт узаконен. Отчисления тотализатора значительно повышены по сравнению с прошлым, а стоимость билетов понижена для расширения оборота, чего Императорское беговое общество себе не позволяло. Владельцы конюшен теперь государственные конные заводы, совхозы и племхозы. Резвость высокая. Но и здесь не обошлось без пропагандного трюка: чтобы доказать достижения в области рысистого коннозаводства, беговую дорожку расширили во внутрь круга, а измерение дистанции ведут по средней линии круга. Таким образом, «ленточка» становится фактически на несколько десятков метров короче и тем самым жульнически поднимаются показатели резвости.

На бегах никогда не было сословной розни и каких-либо привилегий. Полная демократия. Юный вылощенный и отутюженный спортсмен из золотой молодежи заискивающе угощал мартелевским коньяком старого пропойцу-конюха, имевшего «связи» в конюшнях. Породистый московский барин в бакенах и седых подусниках спорил, как равный, с невзрачным стариком-букмекером о достоинствах какого-нибудь предка бегущего теперь рысака. Оба они за 40–50 лет не пропустили ни одного «большого» бегового дня и «ты» с обеих сторон звучало вполне естественно.

– Что ты мне, князь, говоришь про «Атласного»! Он у меня, как живой, перед глазами стоит!

Наездников называли не по фамилиям, а по метким кличкам: Синегубкин – «Самовар», руки калачом держал; С. Мартынов – «Граммофон» за хриплый голос; Джон Реймер – «Хорек», очень уж похож был на этого зверька, а знаменитый Вилльям Кейтон – «Аптекарь» за точность рассчета езды. Клички даются и теперь. Но старых наездников уже нет. Некоторые эмигрировали, другие перемерли. Дольше всех держался П. Ситников, но умер и он, спасши от гибели в первые годы революции многих славных рысаков и тем сохранив генеалогические линии чистой крови – конскую аристократию.

Новые наездники жульничают не хуже прежних. «Спуски» и «темнячки» – обычное дело, но скамеек с верхнего балкона теперь уже не бросают в знак протеста. Подобный «демократизм» невозможен в стране народной демократии. Строже стало насчет выражения общественного мнения. Но прошлого здесь не боятся. Специальных спортивных журналов с указанием фаворитов и их шансов на победу теперь нет. Нх заменяет память стариков. Здесь и только здесь, в СССР, старикам действительно почет.

Немногие осколки былой Москвы на ипподроме встречаются чаще, чем где-либо. Вот один из них, сохранивший известный лоск, подходит к другому, явно впавшему в окончательную нищету и, вероятно, едва сколотившему пару рублей, чтобы доехать на трамвае и заплатить за вход.

– Бегут «бобята», Федор Степанович! А помнишь, когда Татьяна Николаевна Телегина «Боба» привезла? Смеялись тогда дураки: «восемьдесят тысяч баба за козла отдала»… А я сказал: будет толк.

Вокруг них собирается кружок слушателей, тема очень интересна. Речь идет о родоначальнике теперешних наиболее резвых рысаков, замечательном американце «Бобе Дугласе», привезенном в Россию столь же знаменитой в беговом мире предреволюционных лет коннозаводчицей, а потом начальницей 12 национализированных конных заводов – Т. Н. Телегиной.

– Ставьте на «бобят», – изрекает осколок, – никогда в проигрыше не будете. Кровь великое дело! Она всегда скажется. А из хама не сделаешь пана.

За этакие слова, произнесенные где-нибудь в другом месте, моментально в подвале очутишься. Всех профессоров генетики за утверждение законов наследственности по концлагерям разогнали, а здесь – можно. Общий азарт добился этого разрешения. Проповеднику жеребячьего аристократизма почтительно внимают те, кто пресек немало человеческих аристократических линий. Но ведь на тех не поставишь: билета ни в ординаре, ни в двойном, а здесь страсть игры заставляет забыть не только «академика» Лысенку, отрицающего наследственность, но самого Ильича со всеми его заветами.