Мемуары непрожитой жизни

Осенью мы занимались уборкой опавших листьев в расположенном неподалеку Воронежском саду. Кому-то это занятие, может быть, показалось бы скучным, но только не нашему классу. Нам выдавали веерные грабли и распределяли на несколько неубранных газонов, где мы сгребали все до последнего листика за каких-нибудь пятнадцать минут. А оставшееся от урока время можно было весело валяться в мягких кучах опавших листьев, скакать на палках от граблей, плести венки из желтых и красных кленовых листьев и швыряться друг в друга найденными на земле желудями. Нам нисколько не было обидно, что убранные в кучи листья никуда не вывозили – ветер разносил их обратно по газонам, и на следующей неделе нам снова выдавали грабли и отправляли играться на те же самые участки сада. Но зато, когда наконец-то приезжал трактор садово-паркового хозяйства, было еще интереснее кидать листья охапками в кузов и обратно из кузова – на головы одноклассников. Польза от этой уборки была только одна: в середине учебного дня дети почти целый час находились на свежем воздухе.

А зимой для нас придумали новое развлечение. Какой-то добрый и гениальный руководитель периода перестройки решил, что детей, которые конфеты видели, дай Бог, только по праздникам, нужно послать работать на кондитерскую фабрику. Ну кто в Центральном районе Ленинграда не знал фабрику имени Крупской? Ее же невозможно не знать, потому что в радиусе полукилометра от нее благоухало и до сих пор благоухает шоколадом. Слабенький шоколадный запах доносился ветром даже до нашего с бабкой Ниной дома, расположенного, как и кондитерская фабрика имени Крупской, на Боровой улице.

Помню, когда мы первый раз пришли работать, наши головы совсем одурели от этого сказочного богатства и волшебного запаха. Нас вели через разные цеха, в которых варилась сливочная тянучка, раскинулись для нарезки целые полотна свежевыпеченных вафель, и стоял конвейер, заливавший горячим шоколадом помадку. Наконец, нас привели в упаковочную комнату. Коробки подарочных конфет раньше не затягивали в целлофан, а оборачивали ленточкой и привязывали бантик. Этим и должны были заниматься школьники.

Нам привезли целый погрузчик поддонов с самыми дорогими конфетами «Мишка на севере», пустых подарочных коробок и бобины ленточек. Сначала стояла напряженная тишина: мы, словно Мальчиши-Плохиши, лопали конфеты, а потом все помчались в туалет пить воду из-под крана, потому что когда наешься шоколада, всегда хочется пить. Наконец в шаловливых ручках закипела работа. Все почувствовали азарт и начали играть в игру «Кто больше всех упакует и завяжет конфет». Всем было очень весело, но в душе каждого сидел черт и говорил: «Укради конфетку для мамы! Ты-то наелся, а маме ничего?». Сначала Петька Цуканов с озабоченным выражением лица сунул три конфетки в карман форменных брюк, а потом и все остальные дошли до этого своим умом.

И вот кульминация нашего «труда»: мы стали выходить через проходную в конце сдвоенного урока, а там всех заставили вывернуть карманы. У каждого первого в кармане обнаружилась липкая, тягучая шоколадная жижа из растаявших конфет. У меня в карманах ничего не оказалось, но я стояла и чувствовала, как «Мишки на севере» растекаются у меня по животу, намертво прикрученные упаковочной ленточкой.

Мамы потом долго отстирывали нашу одежду от шоколада. А воровать мы перестали – стыдно и бесполезно.

02.05.2015 года

Я не притрагивалась к «Лабиринту» четыре года. Вернее, было написано несколько глав, но они оказались такие горькие, что пришлось их уничтожить.

В последние годы ко мне пришла осознанная необходимость заниматься литературой. Я стараюсь создавать не менее одного рассказа в месяц. Плюс стихи. Говорят, что получается неплохо. Между тем, потребность писать так сильна, что я иногда вечером не могу заснуть, когда в голове крутится какой-то сюжет. А утром нужно вставать и идти на работу.

Вообще, с тех пор, как уехал сын, я веду совершенно беспорядочный образ жизни. Какими-то накатами появляется желание убираться, и тогда я могу вылизать всю квартиру, потом оглядеться и подумать: «Для чего все это?».

Почему-то очень жалко времени на сон. Кажется, что я могла бы много за это время написать.

Вернуться к «Лабиринту» меня заставило стечение обстоятельств. Сколько бы я ни писала, люди говорят, что мое первое произведение – эти мемуары – самое востребованное и интересное из всего написанного мной. И даже Лёля сказал, что нужно все доводить до логического конца и «Лабиринт» – в первую очередь.

Не знаю, напечатают ли его когда-нибудь. Я не издаюсь. Сложилась неудачная ситуация: для начинающего автора я слишком стара. Да, мне тридцать семь лет и не приходится рассчитывать попасть в программу поддержки молодых авторов.

А писать «в стол» достаточно обидно.

Начну с того места, где я остановилась: мне исполняется тринадцать лет…

Тринадцать лет