Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

Когда мне было семь, я пускал камешки по воде в пруду,камень, стремясь проскользнуть быстрее,безостановочно царапал воду, и в скрежете камняслышалась боль воды. Над потонувшим камнемкругами расходились его вздохи, —мягкость моего характера началась с этих вздохов.По дороге в школу надо было перейти речкув сезон «малой воды[240]» камней в реке было больше,чем воды,я голыми ступнями ощущал эти камни,гладкие, округлые, о которые не поцарапаться,сколько сил потратила стекающая в темноте с гор вода,чтобы воспитать покорность в камнях?

Я всегда подозревал, что опыты моей судьбызависят от этих камней,на карте на уроках географии речка Даошуй[241]впадала в Янцзы. Я вместе с ней отправлялсяв провинциальный центрна берегу Янцзы, я раз за разом пытался бросить такпо воде камень за камнемс северного на южный берег. Камешки, которые я кидал,тонули на полпути:множество моих поражений в жизни — отзвук брызг,поднятых камешками,когда они захлебывались.Я положил удочку и сижу на берегу моря,Цветы, распустившиеся в море,

осыпались в одно мгновение.Люди, которым вскоре предначертано расставание,клянутся,что они будут вместе, пока не высохнет мореи не сгниют обнажившиеся камни.Я мягко улыбаюсь, заходящее солнце,прежде чем исчезнуть,сверкает на поверхности моря, скоро начнется отлив,я буду собирать на отмели ракушки,подаренные мне морем.Но я поднимаюсь и ухожу, столько лет миновало!Я больше не привязан к камням, обнажившим тайныпри отливе;

под илом, спрессованным временем,умирают бесчисленные камни со стертыми углами.

Умиротворение

Полночь. Нити дождя перестали сплетаться,я слышу, как дождевые облака извиняются передо мнойза недавний шум, это приносит успокоение.Чтобы зашить много лет назад порванную тобой в стихечерную рубашку, в три часа ночи я все еще используюуходящую боль,вставляю ее в игольное ушко гаснущих воспоминаний.Отжившие годы крепко спят в просвете между дождями,они не узнают, что после того, как погаснет свет,погружение в сон для меня —несказанная мука. Когда глаза закроют потолок,

мое подсознание оживет и разбудит ливень,капли дождя опять начнут погоню друг за другом.Если бы не мягкость стекла,мое сердце уже разлетелось на части.Одинокая птица, мой новый гость,дрожит и дрожит на подоконнике,словно заблудившийся путник, увидевший дымнад жильем.Ради птицы я снова включил свет, чтобы солнцепо-настоящемувстало над моей спальней в девять квадратных метров.Я понял, что мой сон нуждается в умиротворении.

Десять тысяч и одна десятитысячная