Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

А может быть, я случайно обидела соседа из смежной квартиры? Но я не знала, что за человек мой сосед. Волосы встали дыбом от страха, казалось, что стучащий уже за моей спиной звук был до того четкий, что я слышала каждый его оттенок. Сердце колотилось, как барабан, я тихо встала, обернулась — никого. Медленно вышла из туалета — в гостиной тоже пусто. Я замерла на месте, напряженно затаив дыхание. Стук шел прямо из-за двери, он гремел и гремел, не затихая, словно стену заколдовали, и она теперь не только не ограждала от звуков, а стократно их усиливала. Я стояла, как каменная глыба: холодна и неподвижна, несмотря на водоворот шума, бушевавший вокруг.

То была минута настоящего страха, реальность происходящего пугала меня сильнее любого фильма ужасов. Этот страх был рожден самой жизнью, он был подобен крепкой стене, такой громадной, что ее невозможно сдвинуть; в сравнении с ним страх от триллера казался листом бумаги, который можно легко проткнуть кончиком пера. Да, так все и было: у меня не нашлось храбрости открыть дверь, я не знала, что за человек стоит снаружи — лоточник или безработный, преступник или богатей, но любой из них мог быть извращенцем, полным злых мыслей. Я не знала, на что этот человек способен; возможно, на все.

В новостях я видела, что пятеро мужчин, все приезжие, из-за неудач в работе сговорились встретиться в Дунгуане, снять квартиру на берегу Дунцзян, заклеить дверные щели изолентой и отравиться угарным газом — это случилось в конце марта, как раз когда я переселилась на съемную квартиру. Двое из них в конце концов решили, что не хотят умирать, и на полпути к смерти сбежали. Хозяин квартиры пришел напомнить об арендной плате, но не смог попасть внутрь — дверь оказалась забаррикадирована компьютерным столом. Справившись с дверью, он увидел, что на полу лежат трое мужчин, все аккуратно одеты. Им было по двадцать с небольшим, безработные, приезжие, они остановились на съемной квартире — совсем рядом. Каждый раз, когда я проходила мимо того дома, казалось, что сквозь мое сердце продернута стальная проволока, если дышать неглубоко, ничего не чувствуешь, но стоило набрать в грудь побольше воздуха, и боль становилась такой звонкой, словно меня хлестнули плетью.

Когда-то я учила пословицу «Смешались рыбы и драконы»[170], но ее истинный смысл поняла, только переехав на съемную квартиру. Этот район весь был — запах, весь — поле битвы между жизнью и смертью, он был порабощающей силой, которая превращала человека в трусливого зайца и внушала: твои соседи способны пойти на самое жестокое преступление, какое видел мир. Я знала, что в горячке эти люди могут и покалечить. Но от новости про самоубийц мой страх не рассеялся, а стал еще тяжелее. Когда люди грабят, насилуют, воруют, в них по-прежнему сохраняется жгучая страсть к жизни; но эти решили наложить на себя руки — привели одежду в порядок, легли на пол и, вдыхая ядовитый газ, медленно остановили сердцебиение. Пугающие подробности давили на меня черной тучей — место происшествия было совсем рядом! Я словно воочию видела двух выживших, как, собрав последние силы, они выскочили за дверь и, захлебываясь от слез, нетвердой походкой прошли мимо моего дома к реке.

Спустя целую вечность — на самом деле десять минут — стук прекратился.

С ним ушли и мрачные мысли.

Я вымыла руки, отдернула полог, с полчаса полежала на пустой двуспальной кровати, и ко мне постепенно вернулись силы, чтобы встать и выстирать оставшуюся одежду. Страх сжигает много калорий. Я была так слаба, словно пожертвовала кому-то всю свою кровь.

На другой день хозяйка сказала:

— Та женщина из Шаньтоу вчера к вам заходила, сказала, никого нет дома. Но я своими глазами видела, как вы поднимались наверх.

Волосы зашевелились у меня на голове, я глядела на хозяйку, а она на меня — похожая на огромный клубок подозрений, принявший человеческий облик.

Оказывается, это была она — беременная!

Откуда у нее столько сил? Откуда такая настойчивость?

Спрятанные в сердце слова, скребя когтями по полу, вырвались наружу: «Я не меняю квартиру!» Я ощутила болезненное облегчение от того, что перешагнула внутренний барьер и произнесла эти неловкие слова. И тут же добавила: «Совсем нет времени на переезд».

Беременная быстро нашлась, как быть, — выселила из квартиры бирюзовый кожаный диван, поставила его в конце общего коридора — избавилась от него окончательно и бесповоротно! На освободившееся место она поставила небольшую кровать, и дело было решено. Когда мы с диваном встречались, мне казалось, что его взгляд полон ядовитой обиды. Вся вина за его изгнание ложилась на меня. Я его погубила. В его глазах я была двуличной, лживой, коварной, бездушной, своекорыстной, узколобой, ненормальной и черт знает еще какой.