Наш общий друг. Часть 1

— Я заране позабочусь объ этомъ, но онъ можетъ меня надуть. Ахъ, дружокъ, вс эти господа-мужчины, съ ихъ плутнями и ухватками, такъ ловко водятъ насъ за носъ! (Маленькій кулачекъ въ полномъ ходу.) И если бъ онъ меня обманулъ, я скажу теб, что бы я сдлала. Когда бы онъ заснулъ, я раскалила бы до-красна ложку, у меня былъ бы готовый кипятокъ въ кастрюльк,- зачерпнула бы кипятку, а другою рукой открыла бы ему ротъ, — а можетъ быть, онъ спалъ бы съ разинутымъ ртомъ, — вылила бы ему въ глотку и задушила бы его.

— Я уврена, Дженни, что ты не сдлала бы такой ужасной вещи, — сказала, улыбаясь, Лиззи.

— Не сдлала бы? Хорошо. Можетъ быть, и не сдлала бы. А желаніе было бы.

— Я уврена, что и желанія не было бы.

— Даже и желанія не было бы? Ну, можетъ быть, — теб лучше знать. Только вдь ты не жила съ ними весь свой вкъ, какъ я, и спина у тебя не болитъ и ноги не отнялись.

Въ продолженіе ужина Лиззи всячески старалась привести ее въ прежнее хорошее настроеніе. Но очарованіе исчезло. Хозяйка дома оставалась хозяйкой дома, позорнаго дома съ каморкой наверху, гд презрнное существо отравляло и оскверняло ея невинный сонъ своею скотской чувственностью. Веселая швея превратилась въ маленькую, старообразную ворчунью. Въ мір жить — мірское творить.

Бдная кукольная швея! Сколько разъ роняли ее т самыя руки, которымъ надо было поддерживать ее! Сколько разъ заводили ее въ трущобу, когда она нуждалась въ проводник! Бдная крошка, бдная кукольная швея!

III

Хлопотливое дло

Въ одинъ прекрасный день старушка Британія, сидючи-размышляючи (можетъ быть, въ той самой поз, какъ она изображается на мдныхъ монетахъ), внезапно длаетъ открытіе, что ей необходимо посадить въ парламентъ Вениринга. Ей мнится, что Beнирингъ будетъ превосходнымъ «представителемъ», что преданная ея величеству палата общинъ неполна безъ него. Вотъ и внушаетъ Британія одному знакомому ей законовду, что если Beнирингъ пожертвуетъ куда слдуетъ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, то можетъ подписывать посл своего имени извстную парочку заглавныхъ буквъ, что обойдется ему по необыкновенно дешевой цн — по дв тысячи пятисотъ за букву. Между Британіей и законовдомъ, конечно, подразумевается, что никто не возьметъ этихъ пяти тысячъ фунтовъ, но что, будучи положены куда слдуетъ, они сгинуть сами собою силою колдовства.

Законовдъ, облеченный довріемъ старушки Британіи, прямо отъ этой дамы прізжаетъ къ Венирингу и передаетъ порученіе. Beнирингъ объявляетъ себя глубоко польщеннымъ, но проситъ дать ему время передохнуть и удостовриться, сомкнутся ли вокругъ него друзья. Законовдъ, радющій объ интересахъ своего кліента, не можетъ дать большой отсрочки Венирингу, ибо госпожа Британія знакома съ кое-кмъ, кто готовъ пожертвовать шесть тысячъ фунтовъ. Въ конц-концовъ законовдъ соглашается дать Венирингу четыре часа на размышленіе.

Тогда Beнирингъ говорить своей супруг: «Надо хлопотать», и бросается въ извозчичій кебъ. Мистрисъ Beнирингъ въ ту же минуту вручаетъ ребенка кормилиц, прижимаетъ ко лбу орлиныя руки, чтобы привести въ порядокъ свой смятенный умъ, велитъ готовить карету и твердитъ разсянно и преданно, подобно Офеліи съ примсью какой-нибудь самоотверженной жены древности: «Надо хлопотать».

Устремившись, по приказанію Вениринга, на уличныхъ прохожихъ съ быстротой и натискомъ лейбъ-гвардіи при Ватерлоо, кучеръ и кебъ съ Венирингомъ бшено мчатся въ Дюкстритъ, что въ Сентъ-Джемс. Тамъ Beнирингъ застаетъ Твемло дома, все на той же квартир, еще тепленькаго отъ искусныхъ рукъ таинственнаго художника, который что-то длалъ съ его волосами при помощи яичнаго желтка. И такъ какъ эта процедура требуетъ, чтобы по окончаніи ея человкъ далъ своимъ волосамъ поторчать дыбомъ и постепенно обсохнуть, то мистеръ Твемло въ данный моментъ находится въ состояніи, вполн подходящемъ для принятія поражающихъ извстій и одинаково напоминаетъ и монументъ на Фишъ-Стричъ-Гилл, и царя Пріама при нкоемъ пожар, о которомъ извстно изъ классиковъ.

— Добрйшій Твемло, — говорить Beнирингъ, хватая его за об руки, — какъ самый близкій и старинный другъ нашей семьи («Ага! стало быть, теперь уже не можетъ быть сомнній: это я», думаетъ Твемло), — скажите прямо, какъ вы полагаете: согласится вашъ кузенъ лордъ Снигсвортъ записаться въ члены моего избирательнаго комитета? Я не простираю своихъ притязаній на особу его свтлости. Я прошу только имени его, только имени… Дастъ онъ свое имя, какъ вы думаете?

Внезапно ослабвъ, Твемло отвчаетъ:

— Не думаю.

— Мои политическія убжденія, — продолжаетъ Beнирингъ, даже не справившись предварительно, есть ли у него таковыя, — сходятся съ убжденіями его свтлости и, быть можетъ, во вниманіе къ дорогимъ для насъ обоихъ принципамъ, во вниманіе къ общественному благу онъ и дастъ мн свое имя.

— Можетъ быть, — говоритъ Твемло.

Въ своемъ отчаяніи онъ принимается расчесывать голову, забывъ о желтк, и еще боле смущается, почувствовавъ, что волосы липнутъ.