Наш общий друг. Часть 1

Каждый разъ, Какъ только Джорджіана ухитрялась хоть на часокъ освободиться изъ подъ ига подснаповщины, — каждый разъ, когда она успвала сбросить съ себя тяжелое плюшевое одяло желтаго фаэтона и выручить изъ неволи свои маленькія закоченлыя ноги, — каждый разъ, когда ей удавалось вырваться изъ сферы колыханья деревяннаго коня — ея матушки, она отправлялась къ своему другу мистрисъ Альфредъ Ламль. Мистрисъ Подснапъ этому не препятствовала. Сознавая себя «великолпною женщиной» и привыкнувъ слышать, что ее такъ называютъ пожилые остеологи, занимающіеся своей наукой, на парадныхъ обдахъ, мистрисъ Подснапъ могла обходиться и безъ дочери. Мистеръ Подснапъ, съ своей стороны, будучи извщенъ, гд обртается Джорджіана, раздувался отъ мысли, что онъ покровительствуетъ Ламлямъ. Что Ламли, не дерзая стать въ уровн съ нимъ, — самимъ Подснапомъ, — почтительно прикасаются къ краю его мантіи, что, не имя возможности согрваться лучами его славы, — славы солнца, — они довольствуются блднымъ отраженнымъ свтомъ жиденькой молодой луны, его дочери, — это казалось ему дломъ естественнымъ, приличнымъ и подобающимъ.

Это поднимало въ его мнніи Ламлей, которыхъ онъ не слишкомъ высоко ставилъ до тхъ поръ, и показывало, что они постигаютъ цну своей близости съ нимъ. Когда Джорджіана отправлялась къ своей новой пріятельниц, мистеръ Подснапъ отправлялся на званый обдъ, на обдъ, и опять-таки же обдъ, рука объ руку съ мистрисъ Подснапъ, установивъ предварительно свою тупую голову въ галстух и воротничкахъ, какъ будто онъ наигрывалъ на Пандейской свирли въ свое собственное прославленіе торжественный маршъ: «Се грядетъ побдоносный Подснапъ: звучите трубы, бейте барабаны!»

Отличительною чертой характера мистера Подснапа (проявлявшеюся такъ или иначе, какъ это будетъ видно дальше, во всхъ глубинахъ и на всхъ отмеляхъ подснаповщины) было то, что онъ не переносилъ даже намека на оскорбленіе кого-либо изъ его друзей и знакомыхъ. «Какъ вы смете?», готовъ онъ былъ, повидимому, возгласить въ подобныхъ случаяхъ. «Что вы хотите сказать? Я даровалъ этому человку права. У этого человка есть патентъ отъ меня. Оскорбляя этого человка, вы оскорбляете меня, Подснапа Великаго. Мн нтъ большого дла до человческаго достоинства этого человка; но я какъ нельзя боле дорожу достоинствомъ Подснапа». Поэтому, тотъ, кто ршился въ его присутствіи усомниться въ состоятельности Ламлей, былъ бы отдланъ жесточайшимъ образомъ. На это, впрочемъ, никто и не ршался, такъ какъ Beнирингъ, членъ парламента, всегда удостоврялъ, что Ламли — люди богатые, и, можетъ быть, самъ этому врилъ. Да отчего же ему было и не врить? Онъ вдь по этому вопросу ровно ничего не зналъ.

Домъ мистера и мистрисъ Ламль въ Саквиль-Стрит, въ Пикадилли, служилъ имъ только временнымъ мстопребываніемъ. Онъ былъ довольно удобенъ, говорили они своимъ друзьямъ, пока мистеръ Ламль жилъ холостякомъ; теперь же онъ имъ не годится. Поэтому они постоянно пріискивали себ великолпный домъ въ лучшихъ частяхъ города и всегда собирались или купить, или нанять таковой, но никогда не заключали окончательнаго условія. Они составили себ этимъ блестящую репутацію, такъ что вс ихъ знакомые, увидавъ гд-нибудь незанятое великолпное зданіе, говорили: «Вотъ это какъ разъ годится для Ламлей» и тотчасъ же сообщали о своей находк Ламлямъ, и Ламли отправлялись осматривать домъ. Но, какъ на грхъ, всегда оказывалось, что домъ не вполн соотвтствуетъ ихъ требованіямъ. Короче сказать, они потерпли столько неудачъ въ этихъ поискахъ, — что начинали уже помышлять, не выстроить ли имъ для себя новый домъ по своему вкусу. И этимъ они составили себ другую блестящую репутацію, такъ что многіе изъ ихъ знакомыхъ уже заране были недовольны своими домами, сравнивая ихъ съ будущимъ домомъ Ламлей.

Красивое убранство гостиной въ Саквилль-Стрит тяжело громоздилось на домашнемъ скелет верхняго жилья, и если этотъ скелетъ, изъ подъ тяжелаго груза обойнаго и мебельнаго дла, частенько шепталъ: «Вотъ я тутъ, въ чулан», то шепотъ этотъ доходилъ лишь до немногихъ ушей и ужъ, конечно, никогда не достигалъ ушей миссъ Подснапъ. Если миссъ Подснапъ особенно чмъ восхищалась, кром неоцненныхъ достоинствъ, своей новой пріятельницы, такъ это счастьемъ супружеской жизни своей пріятельницы. Оно часто служило темой для ихъ бесдъ.

— Ну, право, — говорила миссъ Подснапъ, — мистеръ Ламль точно влюбленный. По крайней мр я… я готова думать, что онъ влюбленъ.

— Джорджіана, душечка, остерегитесь! — сказала на это мистрисъ Ламль, поднимая указательный палецъ.

— Ахъ! Что такое? — воскликнула миссъ Подснапъ, густо красня: — что я сказала?

— «Альфредъ» — помните, — намекнула мистрисъ Ламль, игриво покачивая головой.

— Вы общали не говорить «мистеръ Ламль», Джорджіана.

— Ахъ, да! Ну, такъ «Альфредъ». Я рада, что не вышло чего-нибудь хуже. Я боялась, что сказала что-нибудь ужасное. Я всегда говорю что-нибудь невпопадъ.

— Что такое? Мн невпопадъ, милая Джорджіана?

— Нтъ, не вамъ; вы не мама. А какъ бы я желала, чтобы вы были моей мама!