Если бы какой-нибудь каменный херувимчикъ могъ когда-нибудь достигнуть зрлаго возраста и предстать передъ нами въ современной одежд, его фотографія была бы наилучшимъ портретомъ мистера Вильфера, пухлая, гладкая, невинная физіономія котораго длала то, что вс съ нимъ обращались обидно снисходительно, чтобъ не сказать — презрительно и свысока. Посторонній человкъ, зашедшій въ его бдную квартиру часовъ около десяти по полудни, пожалуй, удивился бы, заставъ его еще бодрствующимъ и сидящимъ за ужиномъ вмст съ большими. Въ немъ было столько ребяческаго — въ очертаніяхъ лица, и въ фигур,- что если бы его старый школьный учитель повстрчался съ нимъ гд-нибудь въ Чипсайд [5]
, онъ, вроятно, не воздержался бы отъ привычнаго желанія поколотить его палкой тутъ же на мст.Короче сказать, это былъ херувимчикъ, достигшій зрлаго возраста, съ просдью, съ озабоченнымъ выраженіемъ лица и въ обстоятельствахъ положительно затруднительныхъ.
Конфузливый отъ природы, онъ какъ будто стснялся своего имени Реджинальдъ, какъ имени, звучащаго домогательствомъ на знатность рода. Поэтому онъ даже въ подписи своей ставилъ только букву Р., и о томъ, какое имя обозначала она, говорилъ лишь своимъ задушевнымъ друзьямъ, да и то подъ строжайшимъ секретомъ. Это послужило поводомъ къ тому, что во всей округ Минситъ Лена вошло въ обыкновеніе придлывать къ его фамиліи имена изъ прилагательныхъ и причастій, начинающихся на Р. Нкоторыя изъ этихъ именъ прибирались боле или мене удачно, какъ, напримръ, ржавый, румяный, рыхлый; другія изобртались безъ всякаго смысла и безъ возможности примненія, напримръ: разъяренный, ревущій, рыкающій, ражій. Но самое популярное изъ всхъ пристегиваемыхъ Р. Вильферу именъ было Ромти, придуманное въ минуту вдохновенія какимъ-то джентльменомъ-весельчакомъ, принадлежавшимъ къ почтенному кругу москательныхъ торговцевъ. Оно служило началомъ дружнаго хора, соло къ которому исполнялъ тотъ же джентльменъ, упрочившій себ этимъ не послднее мсто въ храм славы. Припвъ этого хора состоялъ въ слдующемъ:
Такъ обращались къ Вильферу даже въ дловыхъ письмахъ, начиная обыкновенно словами: «Любезный Ромти». Съ своей стороны онъ въ отвтахъ на такія письма неизмнно подписывался: «Искренно вамъ преданный Р. Вильферъ».
Р. Вильферъ служилъ клеркомъ въ москательномъ торговомъ дом Чиксей, Венирингъ и Стоббльсъ. Чиксей и Стоббльсъ, прежніе его хозяева, были оба поглощены Венирингомъ, который служилъ у нихъ сперва комиссіонеромъ, а затмъ ознаменовалъ свое возвышеніе къ верховной власти тмъ, что ввелъ въ дла фирмы торговлю литымъ оконнымъ стекломъ, панелями краснаго дерева, отполированными французскимъ лакомъ, и огромными штучными дверьми.
Однажды вечеромъ Р. Вильферъ заперъ, какъ всегда, свою конторку, положилъ ключи въ карманъ и отправился домой. Домъ, въ которомъ онъ жилъ, стоялъ въ предмсть Галловей, на сверъ отъ Лондона, отдлявшемся отъ города полями и деревьями. Между Баттль-Бриджемъ и той частью Галловея, гд жилъ Р. Вильферъ, тянулось довольно большое пространство подгородной Сахары, на которомъ обжигались кирпичъ и черепица, вываривались кости, выколачивались ковры, травились собаки и вываливался громадными кучами мусоръ, вывозимый изъ города подрядчиками.
Пробравшись своей обычной дорогой до окраины пустыни, гд пламя обжигательныхъ известковыхъ печей мелькало неясными языками въ туман, Р. Вильферъ вздохнулъ, покачалъ головой и сказалъ:
— Ахъ! Кабы то да это, такъ было бы не то!
Съ такимъ комментаріемъ на человческую жизнь вообще, выведеннымъ изъ опыта собственной жизни, онъ пошелъ дальше своимъ путемъ.
Мистрисъ Вильферъ, само собою разумется, была женщина высокая и ширококостая. Такъ какъ супругъ ея былъ человкъ мягкій, херувимоподобный, то, на основаніи закона противоположности супружескихъ единицъ, она по необходимости была величественна и сурова. Она имла обыкновеніе покрывать голову носовымъ платкомъ и подвязывать его подъ подбородкомъ. Такой головной уборъ, вмст съ парой перчатокъ, всегда надтыхъ на руки даже и дома, она, повидимому, считала единственнымъ приличнымъ нарядомъ, а вмст и доспхомъ противъ несчастія, всегда ею ожидаемаго въ т дни, когда ей случалось быть въ дурномъ расположеніи духа или въ какомъ-нибудь затрудненіи.
Р. Вильферъ и самъ немножко упалъ духомъ, когда увидлъ ее въ этомъ героическомъ одяніи въ то время, когда она, поставивъ свчу въ маленькой передней, сошла съ крыльца и направилась черезъ небольшой передній дворъ, чтобъ отворить ему ршетчатую калитку.
Съ наружной дверью, очевидно, что-то приключилось, потому что Р. Вильферъ, подойдя къ ней, выпучилъ отъ удивленія глаза и вскрикнулъ:
— Вотъ теб на!