Наш общий друг. Часть 1

— Къ нему-то я и веду рчь. Такъ точно. Къ нему я и веду рчь. Я только что хотлъ сказать, что въ то утро я слушалъ васъ съ удивленіемъ, съ почтеніемъ — это будетъ врне, — и думалъ про себя: «Вотъ человкъ на деревяшк, ученый человкъ на дере…»

— Это несовсмъ такъ, сэръ, сказалъ мистеръ Веггъ.

— Ну какъ же не такъ? Вы знаете и названія всхъ этихъ псенъ, и на какой голосъ поются. Захотли прочитать которую-нибудь или пропть — взяли себ книжку и валяй! Протерли очки, и пошли писать! — воскликнулъ въ восхищеніи мистеръ Боффинъ. — Нтъ, ужъ нечего скромничать: вы человкъ ученый.

— Допустимъ, сэръ, — промолвилъ мистеръ Веггъ съ легкимъ наклоненіемъ головы и съ скромной улыбкой человка, знающаго себ цну, — допустимъ, что ученый. Что же дальше?

— Ученый человкъ на деревяшк, которому все печатное открыто. Вотъ что я думалъ въ то утро о васъ, — продолжалъ Боффинъ, нагибаясь впередъ и, выдвинувшись изъ-за ширмочки настолько, чтобы она не помшала размаху его правой руки, очертилъ ею большой полукругъ: — все печатное открыто. Такъ вдь, а?

— Пожалуй, что и такъ, сэръ, — сказалъ увренно мистеръ Веггъ. — Всякую англійскую печать я могу схватить за шиворотъ и осилить.

— Сразу? — спросилъ мистеръ Боффинъ.

— Сразу.

— Такъ я и думалъ! Теперь сообразите: вотъ я хоть и не съ деревянной ногой, а для меня печатное закрыто.

— Неужто, сэръ? — проговорилъ мистеръ Веггъ съ сугубымъ самодовольствомъ. — Можетъ статься, пренебрегли воспитаніемъ?

— Пренебрегли? — повторилъ съ удареніемъ Боффинъ. — Ну, не совсмъ такъ: я вдь не то хочу сказать, что если бъ вы показали мн 15, я не могъ бы уразумть его настолько, чтобы отвтить: Боффинъ.

— Вотъ какъ, сэръ, — понимаю! — сказалъ мистеръ Веггъ въ вид маленькаго поощренія. — Конечно, это тоже что-нибудь значитъ.

— Что-нибудь, пожалуй, — отвчалъ мистеръ Боффинъ, — только очень немного, могу побожиться.

— Возможно, сэръ, возможно, что и не такъ много, какъ то было бы желательно для пытливаго ума, — поспшилъ согласиться мистеръ Веггъ.

— Послушайте. Я человкъ ничмъ не занятой, живу на поко. Мы съ мистрисъ Боффинъ — Генріэтта Боффинъ (отца его звали Генри, а мать Гетта, оттого и Генріэтта)… мы живемъ на то, что намъ оставлено моимъ покойнымъ хозяиномъ.

— Умершимъ джентльменомъ, сэръ?

— Ну да… Такъ вотъ: мн въ мои годы уже поздно возиться съ разными тамъ азбуками да грамматиками. Я становлюсь старою птицей, и мн хочется пожить на поко. Но вмст съ тмъ хочется чтенія, какого-нибудь хорошаго, бойкаго чтенія какой-нибудь этакой богатой, знаете, книги, чтобы было много томовъ, чтобъ они долго проходили мимо меня, въ род какъ процессія лорда мэра, и чтобы хоть, издали можно было что-нибудь разглядть. Такъ вотъ: какъ бы мн добыть такого чтенія, Веггъ? Я думаю, вотъ какъ, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, дотронувшись своею палкой до груди слушателя: — я думаю платить человку свдущему по стольку-то въ часъ — скажемъ по два пенса — за то. чтобъ онъ приходилъ ко мн читать.

— Гм! — прокашлялся мистеръ Веггъ, начинавшій смотрть на себя въ новомъ свт, и сказалъ: — Очень лестно для меня, сэръ, могу васъ уврить. Гм! Такъ это и есть то самое предложеніе, о которомъ вы упоминали, сэръ?

— Да. Какъ оно вамъ нравится?

— Я обдумываю его, мистеръ Боффинъ.

— Я не стану прижимать ученаго человка на деревяшк,- сказалъ въ прилив щедрости этотъ джентльменъ. — Надбавлю полпенни, чтобы не тянуть дла. Часы назначьте сами. Вдь у васъ есть свободные часы посл того, какъ вы кончаете свои дла съ этимъ домомъ. Я живу за Меденъ Дэномъ, вонъ тамъ, у Голловея. Вамъ стоить только, когда вы покончите здсь ваши дла, пойти на востокъ, держась немного къ сверу, и вы какъ разъ придете туда… Итакъ, два пенса съ полупенсомъ въ часъ, — сказалъ въ заключеніе мистеръ Боффинъ и, вынувъ изъ кармана кусочекъ млу, онъ всталъ со стула и принялся длать на немъ ариметическую выкладку на свой манеръ. — Дв длинныя черточки да одна коротенькая — два пенса съ полупенсомъ; дв коротенькія — это выходитъ одна длинная, а дважды дв длинныя — будутъ четыре длинныя; всего, значитъ, пять длинныхъ. Шесть вечеромъ, по пяти длинныхъ за вечеръ (тутъ мистеръ Боффинъ начертилъ все отдльно и счелъ) это составитъ тридцать длинныхъ. Кругленькая цифра! Полъ-кроны.

И, указавъ на итогъ своего вычисленія, какъ на результатъ вполн удовлетворительный, мистеръ Боффинъ смаралъ его мокрой перчаткой и снова услся на вымазанный мломъ стулъ.

— Полъ-кроны? — повторилъ Веггъ, размышляя. — Такъ… Это немного, сэръ, полъ-кроны.

— Въ недлю, вдь.

— Въ недлю? Такъ. Но въ разсужденіи всей, такъ сказать, работы ума… Вы приняли ли сколько-нибудь въ разсчетъ поэзію, сэръ? — неожиданно спросилъ мистеръ Веггъ.

— А разв она дороже? — спросилъ въ свою очередь мистеръ Боффинъ.

— Она обходится дороже, — отвтилъ мистеръ Веггъ. — Судите сами: коль скоро человку приходится каждый вечеръ изо дня въ день перемалывать стихи языкомъ, то по всей справедливости ему слдуетъ хорошо заплатить за растрату ума на этотъ предметъ.