Наш общий друг. Часть 1

Такимъ образомъ, въ счастливомъ сознаніи собственнаго достоинства и важности своей персоны, мистеръ Подснапъ, пришелъ къ убжденію, что все, что онъ отбросить въ сторону, будетъ тмъ самымъ упразднено, лишено бытія. Въ этомъ способ избавляться отъ непріятностей была во всякомъ случа незаурядная ршимость (не говоря уже о великомъ удобств), и это много содйствовало возведенію мистера Подснапа на высокое мсто во мнніи мистера Подснапа. «Я объ этомъ и знать не хочу! Я и говорить объ этомъ не намренъ! Я этого не допускаю!» Зачастую очищая міръ такими словами отъ самыхъ трудныхъ проблемъ, мистеръ Подснапъ даже усвоилъ себ особенный размахъ правой руки отъ привычки отбрасывать себ за спину вс проблемы (и при этомъ, разумется, лишать ихъ бытія), что у него всегда сопровождалось краскою въ лиц, ибо проблемы оскорбляли его.

Міръ мистера Подснапа былъ не слишкомъ обширенъ, какъ въ нравственномъ отношеніи, такъ равно и въ географическомъ. Хоть мистеръ Подснапъ и видлъ, что его собственное торговое дло питалось торговлей съ другими странами, онъ тмъ не мене считалъ другія страны во всемъ прочемъ не боле какъ ошибкой, прискорбнымъ недоразумніемъ, а объ ихъ нравахъ и обычаяхъ говорилъ безаппеляціонно: «Не англійскіе!» и тутъ же, presto, однимъ взмахомъ руки, съ гнвной краской въ лиц, откидывалъ ихъ прочь. Его міръ вставалъ въ восемь, брился чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракалъ въ девять, отправлялся въ Сити въ десять, возвращался домой въ половин шестого и обдалъ въ семь. Понятія мистера Подснапа объ изящныхъ искусствахъ можно резюмировать такъ: «Литература — это крупная пресса, почтительно описывающая вставаніе въ восемь, бритье чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракъ въ девять, отправленіе въ Сити въ десять, возвращеніе домой въ половин шестого и обдъ въ семь. Живопись и скульптура — портреты и бюсты людей, встающихъ въ восемь, брющихся чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракающихъ въ девять, отправляющихся въ Сити въ десять, возвращающихся домой въ половин шестого и обдающихъ въ семь. Музыка — почтительное исполненіе пьесъ на струнныхъ и духовыхъ инструментахъ (безъ варіацій), спокойно выражающихъ вставаніе въ восемь, бритье чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракъ въ девять, отправленіе въ Сити въ десять, возвращеніе домой въ половин шестого и обдъ въ семь». Ничто иное не дозволялось этимъ бродягамъ — искусствамъ — подъ опасеніемъ лишенія бытія. Ничто иное не дозволялось ни въ чемъ.

Будучи такимъ замчательно уравновшеннымъ человкомъ, мистеръ Подснапъ естественно чувствовалъ, что на немъ лежитъ обязанность принять Провидніе подъ свое покровительство. Вслдствіе этого онъ всегда съ точностью зналъ виды Провиднія. Человкъ боле мелкаго калибра и мене достойный уваженія никогда не могъ бы ихъ знать, а мистеръ Подснапъ зналъ въ точности.

Въ вышеизложенномъ, можно сказать, заключались главныя положенія того міровоззрнія, той школы, которую настоящая глава беретъ на себя смлость назвать, по имени ея представителя, подснаповщиною. Вс эти положенія были заключены въ весьма тсные предлы (какъ и собственная голова мистера Подснапа была заключена въ его воротнички) и провозглашались съ громогласною помпой, отзывавшейся скрипомъ собственныхъ сапоговъ мистера Подснапа.

Была еще на свт миссъ Подснапъ. Эта молодая игрушечная на полозьяхъ лошадка дрессировалась въ искусств величаво галопировать, на манеръ ея матушки, безъ поступательнаго движенія впередъ. Но ей не была еще вполн сообщена высокая родительская выздка, ибо двица эта была пока несовсмъ взрослая, малорослая барышня съ высоко приподнятыми плечами, съ унылымъ нравомъ, съ вчно зябнущими локтями и съ шероховатой поверхностью носа. Она лишь изрдка, съ пробгающимъ по кож морозцемъ, заглядывала изъ міра дтства въ міръ взрослой женщины и снова пряталась, испуганная и головнымъ уборомъ своей мама, и всмъ вообще видомъ своего папа, — пряталась, подавленная мертвымъ грузомъ подснаповщины.

Въ ум мистера Подснапа существовало своего рода учрежденіе, которое онъ называлъ про себя «молодая особа» и которое, можно сказать, олицетворялось въ его дочери, миссъ Подснапъ. Учрежденіе это было и неудобно, и взыскательно, ибо оно требовало, чтобы все существующее во вселенной приноравливалось къ нему. Вопросъ обо всемъ существующемъ сводился единственно къ тому, не заставить ли оно покраснть «молодую особу». Неудобство же молодой особы, по мннію мистера Подснапа, заключалось въ томъ, что она всегда была готова покраснть безъ малйшей къ тому надобности. Для мистера Подснапа не существовало линіи разграниченія между крайнею невинностью «молодой особы» и самымъ грховнымъ познаніемъ добра и зла. Если врить на слово мистеру Подснапу, самые спокойные цвта — коричневый, блый, лиловый и срый — превращаются въ красный для этого дикаго быка, именуемаго «молодой особой».