Этому нетрудно было поврить, ибо какъ разъ въ ту минуту мама разговаривала такъ, что ее было слышно за дв комнаты, а сидвшимъ въ той же комнат было кром того видно, какъ она раскачивалась на своемъ кресл, изогнувъ голову, поводя глазами и раздувая ноздри, какъ истый боевой конь.
— Вы, врно, любите читать?
— Да, ничего, люблю, — отвчала миссъ Подснапъ.
— А м-м-м-м-музыку? — Мистрисъ Ламль такъ старалась понравиться юной хозяйк, что набрала въ ротъ съ полдюжины мыслете, прежде чмъ выговорила это слово.
— У меня не хватаетъ силы играть, если бы даже я и умла. Вотъ мама, та играетъ.
(Мама дйствительно раскачивалась иногда за роялемъ съ торжественно дловымъ видомъ, галопируя и тутъ своимъ всегдашнимъ аллюромъ.)
— Ну, а танцы вы, конечно, любите?
— Ахъ нтъ, не люблю! — торопливо отвтила миссъ Подснапъ.
— Не любите танцевъ?! При вашей молодости и красот?! Вы, право, удивляете меня, моя милая.
— Я, впрочемъ, не могу наврно сказать, — заговорила миссъ Подснапъ посл долгаго колебанія, бросивъ украдкой нсколько робкихъ взглядовъ на подтянутое лицо мистрисъ Ламль, — я не могу сказать, любила ли бы я танцы, если бъ была… Вы не станете объ этомъ разсказывать? Не станете? Нтъ?
— Душа моя, никогда!
— Да, вы никому не скажете, я уврена… Я не могу сказать, насколько бы я любила танцы, если бъ мн привелось быть трубочистомъ на первое мая [6]
.— Боже милостивый! — воскликнула въ изумленіи мистрисъ Ламль.
— Ну вотъ! Я знала, что это васъ удивитъ. Но вы никому не разскажете? Нтъ?
— Даю вамъ слово, мои душечка! — сказала торжественно мистрисъ Ламль. — Съ той минуты, какъ я заговорила съ вами, мое желаніе узнать васъ покороче стало въ десять разъ сильне, чмъ тогда, когда я сидла вонъ тамъ и смотрла на васъ. Какъ бы я хотла, чтобъ мы сдлались искренними друзьями! Испытайте меня, мою дружбу. Согласны? Не думайте, что я сварливая замужняя старуха, моя дорогая: я только на дняхъ вышла замужъ. Взгляните: я и одта, какъ молодая… Ну, что же вы хотли разсказать о трубочистахъ?
— Тсс!.. Мама услышитъ.
— Она не можетъ услышать оттуда, гд сидитъ.
— На это вы не полагайтесь, — проговорила миссъ Подснапъ, понизивъ голосъ. — Ну вотъ, все дло, видите ли, въ томъ, что трубочисты танцуютъ для своего удовольствія.
— Значитъ и вы танцовали бы дли своего удовольствія, если бы были трубочистомъ?
Миссъ Подснапъ многозначительно кивнула головой.
— Слдовательно теперь вы танцуете безъ всякаго удовольствія?
— Ну, конечно. Теперь это для меня такое страшное дло. Будь я злая и сильная, я бы убила моего кавалера.
Такой взглядъ на искусство Терпсихоры, какъ практикуемое въ общежитіи, былъ до того новъ, что мистрисъ Ламль посмотрла на свою юную пріятельницу съ нескрываемымъ удивленіемъ. Сама же юная пріятельница сидла точно связанная сзади по рукамъ, нервно теребя свои пальцы и стараясь спрятать локти. Это невинное, но совершенно утопическое стремленіе (принимая во вниманіе ея короткіе рукава) всегда казалось главной цлью существованія миссъ Подснапъ.
— Это ужасно — не правда ли? — прибавила она съ выраженіемъ раскаянія на лиц.
Не зная хорошенько, что на это отвчать, мистрисъ Ламль расплылась въ улыбку одобренія.
— Танцы для меня пытка, — продолжала между тмъ миссъ Подснапъ, — пытка и теперь, и всегда. Я боюсь всего страшнаго, а танцовать такъ страшно! Никто не знаетъ, что я выносила у мадамъ Сотезъ, гд меня учили танцовать и присдать передъ гостями и многимъ еще ужаснымъ вещамъ, или по крайней мр старались научить всему этому. Мама все это уметъ.
— Зато теперь, моя дорогая, все это миновало, — замтила успокоительно мистрисъ Ламль.
— Да, миновало, но отъ этого не легче, — возразила миссъ Подснапъ. — Здсь хуже, чмъ у мадамъ Сотезъ. Мама была тамъ, мама и здсь; но папа тамъ не было, и гостей не было, и настоящихъ кавалеровъ не было… Ахъ, вотъ мама говоритъ съ человкомъ, что сидитъ за роялемъ. Ахъ, теперь она подходитъ къ кому-то… Ахъ, я знаю, она хочетъ подвести его ко мн. Ахъ, пожалуйста не надо! Пожалуйста не надо! Пожалуйста не надо! Ахъ, отойдите прочь, отойдите прочь, отойдите прочь!
Вс эти цломудренныя восклицанія миссъ Подснапъ произнесла съ закрытыми глазами, закинувъ голову назадъ и прислонивъ ее къ стн.
Но людодъ приближался подъ лоцманскимъ руководительствомъ мама. Мама сказала: «Джоржіана, мистеръ І'ромпусъ», и людодъ вцпился въ свою жертву и унесъ ее въ заколдованный замокъ — въ первую пару. Затмъ унылый автоматъ за роялемъ, осмотрвшись на своей территоріи, заигралъ безцвтный и нестройный контрдансъ, и шестнадцать учениковъ подснаповщины исполнили фигуры: 1) вставанье въ восемь и бритье чисто-на-чисто въ четверть девятаго. 2) Завтракъ въ девять. 3) отправленіе въ Сити въ десять. 4) Возвращеніе домой въ половин шестого. 5) Обдъ въ семь и въ заключеніе — grande-cha^ine.