Наш общий друг. Часть 1

— Я долженъ отказаться продолжать этотъ тягостный разговоръ. Онъ непріятенъ для моихъ чувствъ. Онъ противенъ моимъ чувствамъ. Я уже сказалъ, что не допускаю подобныхъ вещей. Не мн (мистеръ Подснапъ сдлалъ сильное удареніе на мн, какъ бы намекая, что все это, быть можетъ, очень хорошо для васъ) — не мн осуждать пути Провиднія. Я, смю надяться, понимаю эти вещи и я уже сказалъ, въ чемъ состоять предначертанія Провиднія… И кром того, — прибавилъ мистеръ Подснапъ, багрово-красный вплоть до своихъ головныхъ щетокъ отъ сильнаго чувства личнаго оскорбленія, — кром того, это крайне щекотливая тема. Скажу боле: отвратительная тема, такая тема, о которой нельзя говорить въ присутствіи нашимъ женъ и… молодыхъ особъ, и я… — Онъ заключилъ взмахомъ руки и досказалъ такимъ образомъ выразительне, чмъ словами: — «и я стираю ее съ лица земли».

Одновременно съ этимъ упраздненіемъ мягкосердаго господина миссъ Подснапъ, покинувъ своего иноходца въ тупик между диванами задней гостиной и предоставивъ ему выбираться оттуда, какъ знаетъ, возратилась подъ крылышко мистрисъ Ламль. И кого же она застала подл мистрисъ Ламль, какъ не мистера Ламля, столь пламенно любящаго ее?

— Альфредъ, мой милый, это мой другъ Джорджіана. Милочка Джорджіана, вы должны полюбить моего мужа такъ же, какъ меня.

Мистеръ Ламль очень радъ, что ему такъ скоро представился случай быть отрекомендованнымъ вниманію миссъ Подснапъ. Но если бы онъ былъ способенъ ревновать къ друзьямъ своей дорогой Софроніи, онъ, конечно, приревновалъ бы ее къ миссъ Подснапъ.

— Зови ее Джорджіаной, мой другъ, — заявила супруга.

— Вы позволите?.. Ну, такъ къ Джорджіан. (Мистеръ Ламль произнесъ это имя съ граціознымъ вывертомъ правой руки.) — Мн никогда не случалось видть, чтобы Софронія, совершенно неспособная скоро привязываться къ людямъ, была такъ увлечена и очарована, какъ она увлечена и очарована… позволите еще разъ?.. Джорджіаной.

Принимая вс эти комплименты, несчастный объектъ ихъ любезности сидлъ въ немаломъ смущеніи, не зная, что отвчать. Но наконецъ, застнчиво повернувшись къ мистрисъ Ламль, онъ проговорилъ:

— Я удивляюсь, за что вы меня полюбили. Я, право, не могу понятъ.

— Дорогая моя, да за васъ самихъ. За то, что вы непохожи ни на кого изъ окружающихъ васъ.

— Это возможно, потому что и я полюбила васъ за то, что вы непохожи ни на кого изъ тхъ, кто меня окружаетъ, — сказала Джорджіана съ радостной улыбкой.

— Однако намъ пора хать: вс разъзжаются, — замтила мистрисъ Ламль, вставая съ явной неохотой. — Итакъ, мы друзья, — искренніе друзья, дорогая?

— Искренніе.

— Покойной ночи, душечка.

Она видимо уже успла пріобрсти власть надъ запуганной двочкой, на которой остановила теперь свой улыбающійся взглядъ, ибо Джорджіана придержала ея руку и почти испуганнымъ голосомъ сказала ей въ отвтъ:

— Не забывайте меня и прізжайте опять поскоре. Покойной ночи.

Пріятно видть, какъ мило прощаются съ хозяевами мистеръ и мистрисъ Ламль и какой дружной четой сходятъ они съ лстницы. Но далеко не такъ пріятно видть, какъ вытягиваются и темнютъ ихъ улыбающіяся лица въ ту минуту, когда они угрюмо разсаживаются но угламъ своей каретки. Впрочемъ, это, конечно, зрлище закулисное, котораго никто не видалъ, и никто не долженъ былъ видть.

Нсколько большихъ, тяжеловсныхъ экипажей, сооруженныхъ по образцу столоваго серебра мистера Подснапа, увезли тяжеловсныхъ гостей; мене драгоцнные гости убрались во-свояси каждый какъ могъ, и столовое серебро мистера Подснапа было уложено спать. Въ то время, когда мистеръ Подснапъ, повернувшись спиною къ камину гостиной, поддергивалъ свои воротнички и охорашивался, какъ истый птухъ на птичьемъ двор, ничто не могло бы изумить его сильне открытія, что миссъ Подснапъ, да и всякая другая молодая особа хорошей фамиліи и хорошаго воспитанія, не могутъ быть ни прибраны въ буфетъ, какъ столовое серебро, ни куплены за деньги, ни отполированы, какъ столовое серебро, и что ихъ нельзя ни считать, ни взвшивать, ни оцнивать, какъ столовое серебро; что молодыя особы могутъ, по всей вроятности, ощущать болзненную пустоту въ сердц, которую необходимо наполнить чмъ-нибудь боле живымъ и мене скучнымъ, чмъ столовое серебро, что мысли молодыхъ особъ могутъ отважиться на попытку выбраться изъ страны, ограниченной съ свера, съ юга, съ востока и съ запада столовымъ серебромъ. Все это показалось бы ему такой чудовищной химерой, что онъ сейчасъ же отшвырнулъ бы ее въ пространство. Происходило это, можетъ быть, оттого, что краснющая «молодая особа» мистера Подснапа вся, такъ сказать, состояла изъ щекъ, а между тмъ возможно допустить существованіе молодыхъ особъ и съ нсколько боле сложной организаціей.

Ну что, если бы, оправляя свои воротнички передъ каминомъ, мистеръ Подснапъ могъ подслушать, какъ его обзывали негодяемъ въ нкоторой краткой бесд, происходившей между супругами Ламль изъ противоположныхъ угловъ ихъ маленькой каретки, катившейся домой?

— Софронія, вы не спите?

— Да разв я могу теперь спать?