Наш общий друг. Часть 1

— Очень даже можете, мн кажется, посл того, какъ вы только что побывали въ обществ этого негодяя… Прошу васъ, выслушайте со вниманіемъ то, что я вамъ сейчасъ скажу…

— Разв я не была внимательна къ тому, что вы говорили? Весь ныншній вечеръ я только и длала, что внимала вамъ.

— Будьте внимательны, говорю вамъ (повышеннымъ тономъ) къ тому, что я хочу вамъ сказать. Держитесь поближе къ этой глупой двченк. Заберите ее въ руки. Вы уже захватили ее, — такъ и не выпускайте. Слышите?

— Слышу.

— Я предвижу, — тутъ можно поживитьея, да, кром того, спустить этого негодяя съ ходуль. Мы, какъ вы знаете, въ долгу другъ у друга.

Мистрисъ Ламль отвернулась немного отъ своего наставника, но лишь настолько, чтобъ уссться поудобне въ своемъ темномъ уголку.

XII. Потъ лица честнаго человка.

Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ и другъ его мистеръ Юджинъ Рейборнъ приказали принести себ обдъ изъ гостиницы и теперь кушали вмст въ контор мистера Ляйтвуда. Не такъ давно они условились вести дла сообща. Они наняли домикъ неподалеку отъ Гемптона, на самомъ берегу Темзы, — домикъ съ лужайкой и съ навсомъ для храненія лодки со всми рыболовными снарядами, и намревались въ теченіе лта заняться рыбной ловлей.

Лто еще не наступало. Стояла весна, по не тихая весна, не небесно-нжная, какая описана Томсономъ въ его «Временахъ года», а весна кусающая, съ восточнымъ втромъ, такъ хорошо знакомая Джонсонамъ, Джексонамъ, Диксонамъ, Смитамъ, Джонсамъ и инымъ маленькимъ людямъ. Царапающій втеръ не то дулъ, не то рзалъ, не то пилилъ. А пока онъ пилилъ, опилки вихремъ кружились надъ землей, засыпая глаза прохожимъ. Невдомо откуда взявшіеся обрывки бумаги летали повсемстно. Откуда появляются и куда исчезаютъ эти бумажки? Он прицпляются къ каждому кусту, прившиваются къ каждому дереву, съ налета садятся на проволоки телеграфа, задваютъ за каждый заборъ, пьютъ у каждаго насоса, жмутся къ каждой стн, дрожатъ на каждомъ хохолк травы и тщетно ищутъ успокоенія за легіонами желзныхъ ршетокъ. Въ Париж ничего подобнаго не бываетъ. Тамъ какіе-то удивительные люди-муравьи выползаютъ изъ своихъ норъ и подбираютъ всякій лоскутокъ. Тамъ втеръ поднимаетъ только пыль. Тамъ зоркіе глаза и голодные желудки хватаютъ все; даже восточный втеръ служитъ имъ для какой-нибудь поживы.

Втеръ пилилъ, и опилки кружились надъ землей. Кусты мотали своими безчисленными головами и роптали на то, что, повривъ на слово солнышку, слишкомъ рано развернули свои почки. Молодые листочки изнывали. Воробьи раскаивались въ своихъ преждевременныхъ бракахъ — совершенно какъ люди. Радужные переливы играли — только не на вешнихъ цвтахъ, а на человческихъ лицахъ, которыя кусала и щипала весна. А втеръ все пилилъ да пилилъ, и опилки все кружились надъ землей.

Въ ту пору года, когда весенніе вечера, хотя еще довольно длинные, уже настолько свтлы, что нельзя запирать ни лавокъ, ни конторъ, тотъ городъ, который мистеръ Подснапъ такъ вразумительно называлъ: «Лондонъ, Londres, Лондонъ», принимаетъ наихудшій свой видъ. Онъ кажется въ эту пору сплошь чернымъ, рзко звучащимъ городомъ, совмщающимъ въ себ вс качества дымнаго дома и сварливой жены, — городомъ безнадежнымъ, безъ всякаго надъ нимъ просвта въ свинцовомъ неб,- городомъ осажденнымъ, блокируемымъ великими болотными силами Эссекса и Кента. Такимъ по крайней мр онъ казался двумъ старымъ школьнымъ товарищамъ въ тотъ часъ, когда, покончивъ съ обдомъ, они повернулись къ камину и принялись курить. Юный Блейтъ давно скрылся; скрылся и трактирный слуга скрылись и тарелки съ блюдами; скрывалось теперь и вино — только въ иномъ направленіи.

— Какъ втеръ воетъ въ труб,- заговорилъ Юджинъ, размшивая уголья въ камин,- воетъ точно на маяк, на которомъ мы сторожа. Желалъ бы я, чтобъ мы съ тобой были сторожами на маяк.

— А не надоло бы теб, какъ ты думаешь? — спросилъ Ляйтвудъ.

— Не больше, чмъ во всякомъ другомъ мст. Тамъ не нужно было бы здить по судебнымъ дламъ… Впрочемъ это только мое мнніе, лично мн принадлежащее и касающееся меня одного.

— Туда не приходили бы и кліенты, — добавилъ Ляйтвудъ. — Но и это только мое мнніе, касающееся меня одного.

— Если бъ мы жили на какой-нибудь уединенной скал среди бурнаго моря, — продолжалъ Юджинъ, потягивая сигару и устремивъ глаза въ огонь, — то леди Типпинсъ не ршилась бы отчалить отъ берега, чтобы насъ постить, или, врне сказать, можетъ быть и отчалила бы, да и утонула. Тамъ никто не приглашалъ бы насъ на свадебные обды. Тамъ не было бы протоколовъ: все наше дло было бы заботиться объ освщеніи маяка. Любопытно было бы смотрть на кораблекрушенія.

— Но за исключеніемъ этого жизнь была бы тамъ порядкомъ однообразна, — замтилъ Ляйтвудъ.