Наш общий друг. Часть 1

Приказаніе было исполнено, и они поплыли къ берегу — двое въ одной лодк, двое въ другой.

— Ну, а теперь, — сказалъ инспекторъ Райдергуду, когда вс они выбрались опять на скользкіе камни, — развяжите веревку, — вы больше меня практиковались въ этомъ дл и должны быть лучшимъ мастеромъ, — а мы поможемъ вытащить.

Райдергудъ вошелъ въ лодку. Но не усплъ онъ дотронуться до веревки и заглянутъ за бортъ, какъ бросился назадъ, блдный, какъ смерть.

— Ей-Богу, поддлъ! — промычалъ онъ глухимъ голосомъ.

— Что такое? Что вы хотите сказать? — спросили остальные.

Онъ указалъ назадъ, на лодку, и, задыхаясь, опустился на камни, чтобы перевести духъ.

— Гафферъ меня поддлъ… Это Гафферъ.

Они кинулись къ веревк.

Вскор тло хищной птицы, умершей за нсколько часовъ передъ тмъ, лежало въ растяжку на берегу, подъ новымъ шкваловъ, бушевавшимъ вокругъ него и осыпавшимъ градомъ его мокрые волосы.

«Отецъ! ты звалъ меня? Отецъ!.. Мн два раза послышалось, что ты окликнулъ меня!» На эти слова уже не будетъ отвта по сію сторону могилы. Втеръ насмшливо вьется надъ отцомъ, хлещетъ его полами его одежды и косицами мокрыхъ волосъ, силится повернуть его, лежащаго ничкомъ, и обратить его лицомъ къ восходу солнца, чтобъ ему было стыдне. Вотъ стало потише. Теперь втеръ обходится съ нимъ какъ-то лукаво и злорадно: приподниметъ и опуститъ опять какой-нибудь клокъ его платья, спрячется подъ другимъ лоскуткомъ, быстро пробжитъ межъ волосъ на голов и бород. Потомъ вдругъ рванеть и примется жестоко трепать его… «Отецъ! Ты ли звалъ меня? Ты ли, безгласный и бездыханный? Ты ли, весь избитый, лежишь въ этой грязи? Ты ли это, крещеный въ смерть, съ нечистотами на лиц?.. Отчего же ты молчишь, отецъ? Лежишь тутъ, и тло твое всасывается въ грязную землю… Или ты никогда не видалъ такого же грязнаго отпечатка на дн твоей лодки? Говори же, отецъ, говори со мной, съ втеркомъ, а больше ужъ никто тебя не услышитъ».

— Вотъ, смотрите, — заговорилъ по зрломъ размышленіи инспекторъ, опустившись на одно колно подл трупа, пока остальные стояли, глядя на него: — дло было такъ: какъ вы могли замтить онъ спутанъ веревкой по рукамъ и за шею…

Они помогали отвязывать веревку и, разумется, замтили это.

— Вы могли замтить также, что петля затянулась вокругъ шеи напряженіемъ его собственныхъ рукъ, и затянулась наглухо.

Онъ приподнялъ веревку для освидтельствованія. Дло было ясно.

— Вы, вроятно, замтили и то, что онъ прикрпилъ другой конецъ веревки къ лодк.

Дйствительно, на веревк еще были слды перегиба и узла.

— Теперь смотрите, — продолжалъ инспекторъ, — смотрите, какъ она обвилась вокругъ него. Бурнымъ вечеромъ бывшій человкъ этотъ… (Онъ замолчалъ и смахнулъ съ волосъ покойника нсколько крупинокъ града концомъ его собственной мокрой куртки.) — Вотъ теперь онъ больше похожъ на себя, хотя его и жестоко избило… Такъ этотъ бывшій человкъ, говорю я, плылъ по рк по своему обычному длу. Онъ везъ этотъ мотокъ веревки съ собой. Онъ всегда возилъ его съ собой. Я такъ же хорошо это знаю, какъ знаю его самого. Онъ то клалъ веревку на дно лодки, то вшалъ ее себ на шею. Этотъ человкъ одвался легко, — легко одвался, — видите? (Онъ приподнялъ съ груди мертвеца шейный платокъ и вытеръ имъ мертвыя губы.) И когда, бывало, сыро или морозило, или дулъ холодный втеръ, онъ заматывалъ шею этой веревкой. Такъ сдлалъ онъ и въ этотъ, послдній свой вечеръ. И это вышло очень худо для него. Вотъ онъ высматривалъ, высматривалъ добычу изъ лодки, пока не прозябъ. Руки у него (и онъ приподнялъ одну руку, посл чего она упала, какъ свинцовая гиря)… руки у него костенютъ. Вдругъ онъ видитъ: что-то такое заманчивое плыветъ навстрчу. Онъ настораживается и готовится завладть добычей: разсматриваетъ съ шеи конецъ веревки, чтобы прикрпить его къ лодк., и старается прикрпить понадежне, чтобы не сорвалось. Но вышло, что онъ прикрпилъ слишкомъ прочно. Онъ копается дольше обыкновеннаго, потому что руки у него окоченли. Добыча подплываетъ прежде, чмъ онъ усплъ приготовиться. Онъ хватаетъ ее, надясь, что успетъ хоть опростать карманы утопленника, если и упуститъ его самого. Онъ свшивается за бортъ и, сбитый съ ногъ налетвшимъ шкваломъ или, быть можетъ, захваченный волной въ тсномъ пространств между судовъ, или вообще такъ или иначе застигнутый врасплохъ. — только онъ оступается и бултыхъ! — летитъ внизъ головой за бортъ. Теперь вотъ что! онъ уметъ плавать! — плавать-то этотъ человкъ, конечно, уметъ, — и вотъ онъ тотчасъ начинаетъ дйствовать руками. Но тутъ руки у него запутываются въ веревк и затягиваютъ петлю. То, что онъ расчитывалъ подцпить, проходитъ мимо, и собственная лодка буксируетъ его самого, уже мертваго, туда, гд мы нашли его запутавшимся въ веревк… Вы спросите, чмъ я докажу мою догадку насчетъ кармановъ утопленника? — Постойте; и вамъ и не то еще скажу: въ карманахъ было серебро… А какъ я это докажу? — Очень просто: вотъ оно!

И ораторъ приподнялъ крпко стиснутую правую руку мертвеца.

— Что же теперь намъ длать съ тломъ? — спросилъ Ляйтвудъ.