Наш общий друг. Часть 1

Была, однако, въ поведеніи секретаря одна особенность, примшивавшаяся ко всему остальному, и эта особенность могла бы возбудить недовріе въ человк, лучше знавшемъ людей, чмъ зналъ ихъ золотой мусорщикъ. Секретарь былъ далекъ отъ излишней любознательности или навязчивости, какъ только можетъ быть далекъ секретарь, но при всемъ томъ только полное пониманіе всхъ длъ доврителя могло его удовлетворить. Скоро стало ясно (по тому знанію дла, которое онъ обнаружилъ), что онъ заходилъ въ ту контору, гд писалось завщаніе Гармона, и прочелъ его. Онъ предупреждалъ соображенія мистера Боффина насчетъ того, надо ли познакомить его съ тмъ или другимъ обстоятельствомъ, показывая, что онъ уже знаетъ это обстоятельство и понимаетъ его суть. Онъ нимало не пытался это скрывать и былъ, видимо, очень доволенъ, что существенная часть его обязанностей состояла именно въ томъ, чтобы быть всегда и по всмъ пунктамъ наготов для наилучшаго отправленія этихъ обязанностей.

Это могло бы, повторяемъ, возбудить нкоторое смутное недовріе въ человк, знающемъ свтъ. Но съ другой стороны секретарь былъ остороженъ, скроменъ и молчаливъ, хотя хозяйскими длами занимался съ такимъ рвеніемъ, какъ будто они были его собственными. Онъ не выказывалъ никакихъ поползновеній вмшиваться въ финансовыя распоряженія мистера Боффина, такъ же, какъ и въ выборъ имъ людей; онъ видимо предпочиталъ то и другое предоставлять на его усмотрніе. Если онъ и добивался какой-нибудь власти въ своей ограниченной сфер, такъ разв только власти знанія, естественно вытекавшей изъ его добросовстнаго отношенія къ длу.

Но странная вещь: на лиц секретаря всегда лежало какое-то темное облачко. И не только на лиц, но и въ манер держать себя, въ каждомъ его движеніи чувствовалась какая-то непонятная грусть. Не то, чтобъ онъ конфузился, какъ въ тотъ вечеръ, когда онъ впервые очутился въ ндрахъ семейства Вильферовъ: теперь онъ, говоря вообще, не конфузился; однако что-то странное въ немъ все-таки оставалось. Не то чтобъ онъ какъ-нибудь неловко держался, какъ было тогда: теперь онъ держалъ себя очень хорошо, — скромно, учтиво, спокойно; однако что-то оставалось. Не разъ писали о людяхъ, которые подвергались долгому заточенію, или пережили какую-нибудь страшную катастрофу, или, побуждаемые чувствомъ самосохраненія, убили безоружное, подобное себ существо, что отпечатокъ этого никогда не сглаживался въ ихъ вншности до самой ихъ смерти. Не было ли и здсь такого отпечатка?

Онъ устроилъ себ временную контору въ новомъ дом, и все шло какъ нельзя лучше въ его рукахъ. Было только одно странное исключеніе: онъ явно уклонялся отъ сношеній со стряпчимъ мистера Боффина. Раза два или три, когда это оказывалось необходимымъ, онъ, подъ какимъ-нибудь благовиднымъ предлогомъ предоставлялъ вести переговоры со стряпчимъ самому мистеру Боффину. Вскор эта странность стала такъ рзко бросаться въ глаза, что мистеръ Боффинъ въ одномъ разговор съ нимъ поднялъ этотъ вопросъ.

— Вы угадали, — отвчалъ ему секретарь, — я предпочелъ бы не входить въ сношенія съ вашимъ стряпчимъ.

Нтъ ли у него личнаго нерасположенія къ мистеру Ляйтвуду?

— Я съ нимъ незнакомъ.

Не терплъ ли онъ въ своей жизни какихъ-нибудь непріятностей отъ судебныхъ процессовъ?

— Не боле другихъ, — былъ краткій отвтъ.

Не предубжденъ ли онъ противъ всей вообще породы судейскихъ крючковъ?

— Нтъ. Но пока я служу у васъ, сэръ, мн кажется, лучше будетъ уволить меня отъ посредничества между вашимъ стряпчимъ и вами, его кліентомъ. Впрочемъ, если вы этого требуете, я готовъ уступить. Но я былъ бы очень вамъ благодаренъ, если бы вы не требовали этого отъ меня безъ крайней надобности.

Нельзя сказать, чтобы въ этомъ была крайняя надобность, ибо на рукахъ у Ляйтвуда не было никакихъ длъ мистера Боффина, если не считать безконечно тянувшагося дла о неоткрытомъ преступник и еще другого по покупк дома. Вс прочія дла, которыя могли бы перейти къ нему, теперь заканчивались секретаремъ, подъ верховнымъ надзоромъ котораго они подвигались гораздо скоре и успшне, чмъ подвигались бы, попавъ во владнія юнаго Блейта. Золотой мусорщикъ хорошо это понималъ. И даже дло, бывшее на ближайшей очереди, дло по розыскамъ убійцы, почти не требовало личныхъ сношеній кліента со стряпчимъ, ибо суть его сводилась къ слдующему: такъ какъ смерть Гексама лишила барышей «честнаго человка», трудившагося въ пот лица, то честный человкъ плутовски уклонился отъ проливанія напраснаго пота, сопряженнаго съ тмъ, что на язык юристовъ зовется: «прошибать стну лбомъ»; онъ отказался принести присягу. Итакъ, этотъ новый свтъ мелькнулъ было и тотчасъ погасъ. Но пересмотръ уже извстныхъ прежде фактовъ привелъ кого-то изъ заинтересованныхъ въ дл людей къ той мысли, что не дурно было бы, прежде чмъ сдать эти факты въ архивъ, — вроятно, уже навки, — недурно было бы убдить или принудить силой нкоего Юлія Гандфорда явиться къ допросу. А такъ какъ всякій слдъ Юлія Гандфорда былъ потерянъ, то Ляйтвудъ и обратился къ своему кліенту за полномочіемъ разыскивать его черезъ газетныя объявленія.