Грязный заросший мужик отпрянул от стекла. Сунул руку себе за пазуху, стал тянуть, выпрастывать, наматывая на кулак, шёлковую косынку в пятнах крови.
В глубине танцующей толпы Алина не выдержала, постучала веером по полному плечу матери, так что над ним взлетело облачко пудры:
— Maman, вы не видали Мишеля?
Солнце уже взошло. Цветы раскрылись. Уже и роса подсохла. Стало припекать.
Потом — казаться, что солнечная кувалда бьёт по темени.
Отошли в тень.
Сперва она была длинной. Потом стала короче. Схлопнулась.
Летний день накалился и звенел. Стал обещать душный вечер.
Алёша нервно ходил вдоль коляски. Бурмин всё более мрачнел. Причины у обоих были разные. «Она не могла не получить мою записку», — не понимал Бурмин. Она знает и место, и время. Где же она? Или Облаков.
Алёша прислушивался к исчерченной насекомыми жаркой тишине. Без толку!
— Да где же они, черт их побери?
Мишеля и его секунданта Савельева всё не было.
Заливались птицы. Лошадь смахивала хвостом слепней, фыркала, подрагивала шкурой, сгоняя мух. Бурмин машинально обрывал гусарские султаны тимофеевки. Обрывал, покусывал конец, бросал.
Всем было жарко, все трое проголодались, все трое устали ждать. Алёша в который раз спросил:
— Бурмин, вы не могли перепутать день?
— Вы спрашивали. Я не перепутал.
— Вы уверены?
— Я уверен и не мог перепутать. Сегодня губернатор даёт бал.
— Ну и день он выбрал для дуэли. Почему он выбрал такой день? Разве это не странно?
Бурмин пожал плечом:
— Его право.
— В этом какой-то подвох, — кипятился Алёша. — И уж во всяком случае — свинство! Он опаздывает нарочно! Чтобы меня оскорбить!
«Боюсь, он в этом преуспел», — подумал Бурмин, наблюдая его гнев.
— Алёша, вам лучше остыть, — посоветовал.
Тот только вскинулся:
— Который час?!
Бурмин вынул брегет. Глянул на стрелки.
— Полагаю, он не приедет.
— Который? — потребовал Алёша.
Бурмин со вздохом сунул часы обратно.
— Алёша, я предлагаю вам сесть в коляску и уехать. Опоздание противника хотя бы на четверть часа — это обоснованный повод отменить дуэль. Назначим другой…
— Вам бы только отменить!
— Я сказал: назначим другой день.
— А! — вдруг остановился и просиял Алёша. — Слышите? Экипаж.
И точно. Топотали копыта, позванивала сбруя.
Бурмин ощутил тёплый толчок надежды.
— Моё почтение! — развеял её голос Мишеля. Несвицкий тотчас спрыгнул, не дав Савельеву остановить коляску. Скривился, глядя себе под ноги. — Вот дерьмо.
Туфли на нём были лаковые. Бальные. Белые чулки идеально обтягивали крепкие икры. Свежий парадный мундир не сидел (хорошо или плохо), а был одним целым с Мишелем. От завитой головы еле уловимо пахло помадой для волос.
Мишель прищурился на солнце. Вытянул белоснежный платок. Встряхнул. До его противника донёсся запах пачулей.
— Опоздал немного. Прошу меня извинить. Мерзавец парикмахер еле шевелился.
— Немного! Твою мать… — прошептал Алёша. Жалкий в своём пропотевшем сюртуке с соляными разводами под мышками, с высохшим пятном грязи на щеке после скачки по влажной утренней дороге, усталый, злой и голодный. — Бурмин. Он… Он…
Мишель промокнул уголком лоб. Убрал платок:
— Скорей же. За дело, господа. Вы что, не собираетесь на бал?
Савельев выглядел смущённым. Он видел неловкость положения. Видел жалкое бешенство Алёши. Видел его трясущиеся — от жары, от усталости, от злости — руки. Бурмин перехватил честный взгляд Савельева. Шагнул к нему:
— Предлагаю предпринять последнюю попытку примирить противников.
И тихо добавил:
— Эта история никому не сделает чести.
Глаза у Савельева забегали.
— Фу-ух, Бурмин, — простодушно утёр он лоб рукавом, сдвигая фуражку на затылок. — Такая комиссия… Сам не рад. Но что можно им сказать?
— Если вы мириться, — бдительно взвизгнул Алёша, — то с моей стороны не может быть и речи.
— Вы слышали графа Ивина, — повёл бровью Мишель.
Савельев вздохнул, как бы извиняясь перед Бурминым, и щёлкнул замками ящика, где рылами друг против друга лежали два дуэльных пистолета.
Мишель делал вид, что любуется пейзажем:
— Какая прелесть. Чистый Лоррен. Вы не находите? Лоррен. Настоящий Лоррен.
Алёша взбесился:
— Бурмин, вы проверили пистолеты? От этих людей можно ожидать чего угодно!
Мишель мечтательно отозвался:
— Какая прелесть. Вон то дерево. В нём столько настроения. Кто бы подумал, что мы всего лишь в Смоленской губернии.
Громко крикнул секундантам:
— Как там наши барьеры? Уже идти? Мы со скольких шагов стреляемся? Я забыл.
Бурмин шагнул к нему. Лицо его было рядом с лицом Мишеля:
— Большая доблесть пристрелить щенка Ивина.
Савельев воткнул в землю ножны. Шпагу держал в руке. Стал отмерять, отсчитывать шаги.
Брови у Мишеля подпрыгнули:
— Ой, какой вы интересный господин, как говорит моя сестра. В самом деле!
Но отстранился.
Савельев воткнул и шпагу. Алёша тут же поспешил к ней, трясясь от злости и нетерпения.
Бурмин придвинулся. Шёпот его не был злым. Он был пренебрежительным.
— Может, поэтому вы устроили всю эту клоунаду? Потому так настаивали? Поэтому так хотите поединка? Дешёвая добыча. Другая вам не по зубам.
В глазах Мишеля блеснуло злое искушение.
— По-вашему, я…
— По-моему, вы фигляр и трус, — отчётливо ответил Бурмин.