Наследник пепельной собаки

Родя даже закрыл пасть от неожиданности. А ведь и верно. И от радости обретения нового друга тут же решил ему рассказать самую главную тайну своей жизни. Родя поведал Фаустусу историю о неведомом запахе из странной ямы на пустом лугу, которую охраняют неизвестно зачем. — И я должен открыть эту тайну во что бы то ни стало, — закончил он.

Вместо ответа Фаустус молча положил морду ему на холку, что означало верность до конца.

— И еще знаешь что, — добавил Родя, — можно я стану звать тебя просто Фатей, а то пока выговоришь…

Фаустус согласился и на это, хотя в глубине души ему было очень жаль своего пышного имени. У него так долго ничего не было, кроме имени — да и сейчас, в общем-то, появилась только медаль. Но что такое медаль без документов? — всего лишь пустая медная бляшка и ничего больше. Когда он теперь получит родословную да и получит ли вообще?

Щенки еще немного погрустили, но все-таки они были еще так молоды и так полны радости жизни, что вскоре забыли обо всем и принялись играть.

Что может быть лучше шутливой драки с ровесником? Но, провозившись полчаса, оба вдруг присели и с недоумением облизнулись. Что-то странное творилось у обоих во рту.

— Ну-ка, дай посмотрю! — Родя осторожно заглянул в распахнутую пасть Фати и с изумлением увидел, что вместо острых, как иголки, маленьких молочных зубов, в розовых деснах еле виднеются коренные зубы. Пусть они еще почти незаметны, но зато это настоящие мощные зубы, которыми можно обороняться по-настоящему! — Ура! — обрадовался Родя, но тут же испугался, что вдруг зубы выпали только у Фати, а у него самого все еще унизительные иголки. — А у меня, у меня посмотри!

Но у Роди все тоже оказалось в порядке, и щенки еще полчаса забавлялись, выискивая во мху потерянные во время игры зубки.

Вскоре переживания и усталость взяли свое, и оба уснули, где лежали, даже не позаботившись вырыть для ночлега ямку или залезть под вывороченный корень.

Доберманы шли по лесу не торопясь и наверняка. Глупые щенки не удосужились ни напетлять, ни замести следов, пробежавшись по ручьям. Больше того, они беспечно оставляли на пути то разбитое птичье яйцо, то клочки золотистой шерсти на кустах. Весь путь Роди и Фати вставал перед доберманами открытой книгой, а погоня казалась им обыкновенной веселой прогулкой.

Что им были какие-то несмышлёныши, когда эти псы когда-то работали в полиции, выносили с поля боя раненых, тянули связь и даже служили на границе. Однако, босерон, всегда помнивший про тонкое чутье легавых, на всякий случай приказал всем своим подчиненным изваляться в лосином помёте, чтобы отбить запах погони. Поворчав, они подчинились.

Наконец, доберманы подобрались к месту, где Родя с Фатей резвились, как ни в чем не бывало. Разумеется, не прикажи босерон принять меры предосторожности, не будь у Роди за плечами такого тяжелого дня, а главное, не наслаждайся он так дружбой с названным братом, он, конечно же, учуял бы запах приближавшейся стражи.

Но, увы! Он мирно спал, видел во сне пестрый выводок куропатки, и ноги его весело подергивались во все стороны.

А в это время к ним, стараясь не хрустнуть ни одной веточкой, осторожно приближались шесть черных псов.

Глава двадцать вторая

Попались, голубчики!

Никогда еще пробуждение Роди не было столь ужасным! Ни в тот день, когда он совсем еще крошкой заснул на улице, и курица едва не выклевала ему глаз. Ни в тот день, когда отец пришел среди ночи, а Родя не успел спрятать под диван разорванный в клочки мячик. А уж о плене у гончих и говорить было нечего! Задорка будила его ни свет ни заря, но никогда не пускала в ход клыки.

Сейчас же он проснулся от истошного визга Фати, и в ту же секунду ему самому в холку впились специально отточенные зубы.

— И чтоб ни писка! — рявкнул доберман, дыша ему прямо в нос недавним сытным обедом.

— Наденьте-ка лучше на этих субчиков строгачи, — посоветовал босерон, — а то слишком резвые.

Родя и Фатя в ужасе переглянулись. Еще бы! Кого из щенков Хундарики не пугали с детства строгим ошейником?! Это ужасная вещь с острыми шипами, обращенными внутрь — тут уж не сделаешь ни малейшего лишнего движения. И если грубая кожа служебных собак еще худо-бедно выносила такие мучения, то тонкая, как шёлк, кожица сеттеров мгновенно превращалась в кровавое месиво.

Родя совсем потерял голову от страха. Зато Фаустус, видимо, уже много испытавший на своем коротком веку, держался бодрее.

— В чем мы виноваты? — деловито осведомился он.

Если их поймали только за драку на Выставке, то строго не накажут. А вот если узнают, что Рёдмиран Ибсен тот самый щенок, что рылся на таинственном лугу — дело хуже. В таком случае им уже никогда не раскрыть тайны.

Оставалось надеяться, что доберманы издавна враждовали с хердерами и почти не общались друг с другом. А до тех стражей, что застукали Родю на лугу, отсюда, ох, как далеко.

Босерон прорычал в ответ что-то невразумительное и потрусил вперед.

На рассвете они добрались до длинного унылого барака, откуда доносился злобный лай и отрывистые команды.