Ненумерованные письма маркиза Кюстина

Но как тяжек груз его тайны! С каким наслаждением мог бы сбросить он его с плеч, став тем, кто он есть на самом деле – просто одним из нас, бесхитростных, подавляющих свои инстинкты, ни на что не притязающих «извращенцев»! Мне представился светлоглазый, короткобородый р-ры-царь L. с обнаженным торсом, но в широких и темных мехах, наброшенных на его покатые плечи. Несмотря на мех, ему зябко, и чтобы заставить кровь быстрее течь по стынущим членам, он кнутом стегает разбегающихся и возвращающихся к нему Z-цев. Они визжат. Заплаканный Инженер бегает за ними с коробкой пластмассовых палочек для чистки ушей, обернутых ватой на концах, он макает палочку одним концом в банку с йодистым антисептиком, смазывает красные рубцы на теле очередной жертвы р-ры-царя L. Для одного пациента – одна сторона палочки, для другого – вторая. Затем выбрасывает палочку и достает новую. Разумная, гуманная и экономная предосторожность моего славного Инженера. Иногда из малинового цвета кожаной со многими блестящими пряжками и застежками сумки, перекинутой через его плечо, достает р-ры-царь L. пластмассовый фаллос, плюет на него и загоняет в анус первого попавшегося под руку Z-ца, стонущего от боли и благодарности. Полноватый невысокий Е. Теодор и худая протяженная Ирэна стоят поодаль рядышком друг с другом, как усеченный пьедестал для двух победителей. На лице Е. Теодора – одно только любопытство, Ирэна – брезгливо сужает глаза. Мне, бесплотному маркизу, не находится места в этом видении.

Я вернулся к нити прерванного разговора и по поводу сказанного об американских евреях, Господи, думаю: не так-то легко будет выманить их сюда! Для этого последним должно быть привито хотя бы в двух поколениях европейское понятие чести. Национальной чести. Вес песчинки чести личной мал, но составленная из таких песчинок гора чести национальной высока и монументальна. Но включено ли ныне для них в это понятие что-нибудь сверх преодоления соблазна жульничать в бизнесе?

– Вы пока, не ожидая нашествия американских евреев, могли бы гарантировать себе демографическое преимущество созданием христианских автономий не на спорной территории вифлеемского кантона, а в находящемся под вашей юрисдикцией Назарете, например, и у Генисаретского озера, где священнодействовал Иоанн Креститель, пригласили бы туда миллион-другой сочувствующих строительству вашего национального дома христиан западного мира, – неожиданно даже для самого себя предложил я.

Инженер и Е. Теодор покосились на меня с подозрением. Нет, все-таки не зря поставил я в старой книге своей подряд и вместе эти три слова: «корыстная религия евреев». И ведь из бесед с Инженером я знаю, как дурно относится он к местному религиозному мейнстриму –ортодоксальному иудаизму, который в полном согласии со своим приятелем Е. Теодором почитает даже и не религиозной конфессией, а по всем признакам – скорее разветвленной и глубоко укоренившейся сектой. Ведь главные признаки сектантства – стремление отгородить своих членов от остального сообщества, создать условия их психологической и материальной зависимости от религиозных авторитетов, подчеркнутое именование «знанием» религиозных толкований в сочетании с пренебрежительным отношением к светским наукам (я уж не говорю о такой мелочи, как совершенно нелепая униформа и выращенные и взлелеянные волосяные пружины на висках) – все эти признаки в изобилии присутствуют в сием столь особенном и обособленном духовно-философском течении.

Может быть, дело здесь как раз в ложно понятой «национальной чести», но Е. Теодор, не став отрицать очевидного – тесной связи христианства с западной культурой, усомнился в его первичности в этой связке. Он посоветовал мне на примере культуры христианских племен и народов Африки и Латинской Америки самостоятельно прийти к выводу – христианство ли сформировало западноевропейскую культуру, как полагают некоторые, или это историческое развитие последней наложило свой отпечаток на характер религии в жизни Старого Света. Не без доли ехидства он напомнил мне, что не кто иной, как я сам отзывался в свое время о русской религиозности как об окостенелой византийщине, и предложил мне сосчитать, сколько кирх в достигшей ныне своего пикового расцвета Германии ежегодно передается за ненадобностью мусульманам для отправления совсем иного культа.