Ненумерованные письма маркиза Кюстина

Она же обратила мое внимание на меловую бледность жены убийцы и, полагая, видимо, что французскому мужчине полагается лучше разбираться в вопросах женской бледности, нежели русской женщине, спросила меня о возможных причинах таковой. «Откуда мне знать?» – повел плечами я. Но когда она спросила, не считаю ли я, что и всякая религия является лишь разновидностью теории конспирации, то есть мышлением с минимальными фактическими исходными данными (ведь колдовство и несчастья, вызванные происками богов враждебного племени, известны даже первобытным народам, сказала она) я едва не обиделся. За тебя, мой добрый друг! Я возразил ей, что религию как и поэзию следует постигать не умом, чувством.

Современный здешний тип княгини Трубецкой, который, видимо, являет собой Лариса Трембовлер, все же закодирован для меня (точнее – от меня) особенностями местной политики, в которую я постановил себе не слишком вникать, рассматривая местную русскую общину лишь как отделенную часть самой России. Моя соседка легким шепотом в ответ на мои расспросы объяснила мне, что демонстративная сдержанность и столь же намеренно подавляемая эмоциональность, а также излучаемая наружу доброжелательность и как будто собственная облученность чувством долга перед Богом и его творениями человеческого рода являются (вместе с длинным платьем, париком и прикрывающими локти рукавами) неизменным знаком принадлежности к клану религиозных иудеек национально-патриотического направления. И только выражение неизбывной печали на лице явно связывало г-жу Трембовлер-Амир с русской традицией. С высоты своего необычного для мелковатого здешнего народа роста, моя новая знакомая утверждала, что твердость в вере стирает печаль даже с лиц вдов, чьи мужья погибли в террористических атаках.

– Религия евреек, рожденных на этой земле, где ныне проложена автострада еврейской истории, – так поэтично начала она эту фразу и в том же духе продолжила, – религия эта – металл, отлит же он в формах, глина для которых добыта из недр Иудеи и Самарии.

В голосе ее явственно звучала гордость, но преобладало, как мне показалось, – любопытство.

Г-жа Трембовлер в своей короткой и, надо отметить, – не очень выразительной речи (возможно из-за усталости и тревоги, причиной которой была объявленная болезнь одного из ее детей, из-за чего она покинула собрание, как только закончила выступление и ответила на вопросы) – отвергла оскорбительное предположение, будто ее муж мог быть игрушкой в руках своих политических противников и антиподов. Она заметила также, что конспирационный бестселлер об убийстве премьера она читала (или только начинала читать), но обнаружив более пяти ошибок и неточностей на одной странице относительно фактов, ей лично хорошо известных, перестала относиться к нему серьезно. Тем не менее, как верная и преданная жена она не могла не использовать все средства, которыми надеялась облегчить участь супруга, и заявила, что муж ее, несомненно, нажимал на курок револьвера, наставленного на премьер-министра, но нельзя наверняка утверждать, что именно произведенные им выстрелы привели к смерти последнего. Она пожаловалась на то, что никто в этой стране не желает заново открыть дело и рассмотреть все обстоятельства, которые поставили бы под сомнение прямую зависимость между выстрелами мужа и гибелью главы правительства. Проявив вполне русское благородство, она отметила, что в отличие от дела об убийстве Джона Кеннеди, никто из причастных к происшествию на площади царей Израилевых должностных лиц и свидетелей, насколько ей известно, не исчез и не погиб при таинственных обстоятельствах.

Такова современная русская декабристка! Еще раз повторюсь – я сознательно отказываюсь вникать в данном случае в суть происшедшего, относительно которого, как уверил меня Инженер, общество местное едино во мнении и видит в данном преступлении сверх обычного душегубства покушение на принцип демократического, а не насильственного разрешения политических противоречий. Мое сомнение относительно искреннего присоединения русских к столь вегетарианскому пониманию политической борьбы тут же нашло подтверждение, когда один из присутствующих в коротком, но прочувствованном выступлении выразил свое уважение мужу г-жи Трембовлер. Последняя выслушала его речь весьма благосклонно, и соседка моя откровенно рассмеялась, наблюдая эту сцену и вызвав этим укоризненный, как мне показалось, взгляд на себя Ларисы Трембовлер. Но может быть, мне это действительно только показалось, потому что выражение укоризны, кажется, вообще не сходило с ее лица.