Ненумерованные письма маркиза Кюстина

– Эти болваны упорно не желают брать в расчет даже того очевидного факта, – волновался он, – что все успехи нашего государства взращены из семени западной расчетливости и самообладания. А мы, русские, похожи теперь на мусульманина в Европе, когда он прибыл туда, огляделся и говорит аборигенам: «Хорошо у вас здесь, но живете вы – неправильно». Ох! Трудно иметь дело с дураками, но еще труднее – с дураками упрямыми. Девяносто девять процентов людей не умеют играть на скрипке, тем более не являются виртуозами, они и в тонкостях устройства общества не обязаны разбираться, но школа, родители, пресса с раннего детства вправляют им мозги в соответствии с принятыми в обществе представлениями на сей счет. А у нас из макушки торчит флэшка с кодом образа мысли страны Советов. Немного кирпичей можно вытащить из западного образа жизни, чтобы все здание не обрушилось. Это – комплект, а из ДНК-цепочки наших представлений об обществе – уж как мы это отрицаем, а застрелись – ростки пускает именно родная страна Советов. Это необходимо менять! И я знаю, с чего нужно начать! Почему дело Дрейфуса раскололо Францию? Дело было не в евреях вовсе и не в их поруганной чести, дело было в принципе, в новом подходе к старым предрассудкам! А с нашими – нужно начинать с гомосексуализма! И тоже – не в гомиках дело, а в том, чтобы выдавить из мозгов нашего человека красного исламиста! Красного или красно-белого? А! Неважно! Дай мне волю – я бы согнал всех их, долбоебов херовых (английский Е. Теодора неожиданно обрел голливудскую живость), на парад гордости, который правильнее определять как парад достоинства, расставил бы с радужными флажками на тротуарах вдоль всей процессии, и заставил бы блядюг упрямых приветственно этими флажками махать, как привыкли они на парадах военной техники и праздничных демонстрациях трудящихся, когда с флагами, транспарантами и портретами вождей идут герои труда, передовики производства и простые труженики!

– А если не пойдут? – то ли спросила, то ли предположила Ирэна.

– Привлечь! Мужиков – по методике доктора Путина – за яйца! Бабы сами потащатся за мужьями, – упорствовал Е. Теодор. – Раз придут – постоят, помашут. Два, три – и привыкнут, как к политинформациям по четвергам, никуда не денутся!

А может быть, фантазировал я, увлеченный энтузиазмом Е. Теодора, один из них, стоящих на тротуаре, вдруг осознает со всей отчетливостью, что ничего непристойного нет в этом параде, что даже резиновые фаллосы, прикрепленные рожками к девичьим головам и собачьим ошейникам, стилизованы и длину имеют лишь в четверть от настоящих. И тогда по-русски рванет он на себе от раскаяния рубаху, сорвет ее вовсе, обнажив рыхлые, как у Инженера, телеса с треугольником красноватого загара в разрезе рубашки, словно указывающим туда, где упрятано доказательство, что и он – не бесполое существо, и крикнет громко, словно шашкой ударит с оттягом:

– Й-о-о... тво... ма-а!!!

Спрыгнет с криком этим с тротуара на проезжую часть, вырвет из рук стражей порядка ленточку – эфемерное ограждение, которое они несут вокруг медленно едущего грузовика с пляшущими под – «Бум... Бум...» – музыку трансвеститами, опять закричит, но уже:

– Пр-а-а-сти-и-те, бра-а-атья! – и бросится под колеса.

Но не погибнет. Нет, нет – не погибнет. Его, конечно, спасут! Остановят грузовик, кинутся к нему, сделают искусственное дыхание. Ну, зачем же жизнелюбивому нашему братству давить человека только за то, что он – зманкомовец! И к тому же – раскаявшийся русский гомофоб.

Е. Теодор был уже изрядно пьян, вошел в раж, и теперь подобно критикуемому им господину Либерману далеко не всегда выбирал выражения из числа сдержанных, хотя первые из последующих фраз оставались в границах речи, выстраиваемой с постоянным контролем за соблюдением своей объективности и непредвзятости.

– Вы, конечно, догадываетесь, маркиз, что я – за размежевание по Эхуду Бараку, а не за кантоны Либермана, и не из одних только соображений морали, а еще и потому, что опасаюсь, подобно многим и многим, как бы нам на указанном Авигдором пути не остаться вовсе без своего национального очага у разбитого еврейского корыта. Вы ведь не станете, кстати, утверждать, что сказка о старухе и разбитом корыте слизана у французов?

Нетрудно было догадаться по этому вопросу, что Инженер передал ему содержание наших первых бесед и пикировки насчет русского культурного первенства. Мне неинтересна была уже эта тема, поэтому о перекличке упомянутой сказки с творчеством братьев Гримм упоминать я не стал, и Е. Теодор продолжил речь без помех с моей стороны.