Анна Васильевна потом рассказывала: а куда было деваться? У нас полон дом ребятишек и окон-то сколько! Полоснули бы очередью… Я открыла. Они ввалились в мою комнату, потом к Ивановским, а там трое ребятишек. Посветили фонарем, поглядели — что у вас брать? Одни тряпки. Потоптались на пороге, о чем-то пошептались да и ушли вон.
Как жулики налетели, так и уехали. Слава тебе, Господи! Отец перекрестился на Иверскую. Когда миновала опасность, начали вспоминать и заново переживать моменты: А Ефим Абрамович с топором! Ха-ха-ха! Поднялся во всем доме истерический смех. Коллективная ржачка. От этого проснулся под столом Женька Бекасов, гостивший у нас. Он уже работал в Моршанске помощником машиниста на паровозе и вот доехал до Москвы родню повидать, столицу поглядеть. Из-за тесноты ему постелили под столом, откуда он вылез в тельняшке, заспанный и взъерошенный со сна: в чем дело? Что случилось? Жулики ломились, да все в погреб попадали, ха-ха-ха! Че ж меня не буданули? Я бы их всех… И он согнул руки и надул мышцы. А молодой, худенький еще. Мы вспомнили Володьку, его артикулы с кочергой и заорали: на Сталингра-а-ад! И повалились со смеху на постели.
А наряд милицейский так и не прибыл. До сих пор едет. Сообщаю это без злорадства, но с горечью.
ВЫСШЕЕ УЛИЧНОЕ
СЫГРАЕМ?
Дома не сиделось. В школе хорошо: тепло, светло, весело, интересно. Продленок не было. Учились в две смены. Но как-то находили место после уроков выпускать стенгазету, репетировать сценки к праздничным утренникам, разучивать песни. В школе и на улице проходили мы свои университеты. Домой прибегали только поесть. Сделать уроки да переночевать. Где собраться? Ни комнат, ни клубов. В зимние вечера, наигравшись в казаков-разбойников с закапыванием в снег, прыганьем с сараев, мы иногда набивались в узкую, как пенал, комнатушку Ивановских и с азартом играли в лото. Для него копились игровые денежки — медяки. После игры, подсчитав выигрыш-проигрыш, забавлялись тем, что кидали монетки в кроватные ножки и слушали, как они звякали при ударе о крепежные стяжные прутки. "Пятак падал, звеня и подпрыгивая". А Юрка или Ленька Ивановские подначивали: ну брось еще, ну брось еще монетку, слабо? Мы понимали и бросали. И однажды они сняли постель, перевернули кровать, вытрясли из ножек горку монет и купили на эти деньги хлеба.
Играли в шахматы; я долго упрашивал отца купить их нам, и однажды, во время затяжной моей болезни, он сжалился и привез из Москвы подарок, новенькую шахматную доску с крючочками, сладко пахнущую лаком. А внутри — заветные фигуры. Играть научились всем переулком и устраивали турниры.
Напала на нас футбольная эпидемия. Самодельная настольная игра, где поле — расчерченная фанера, окантованная штапиками, ворота с клочком марли вместо сетки, игроки — пуговицы от мужского пальто, причем чем тоньше пуговица, тем точнее удар "футболиста", выше его класс; вратарь — фигуристая толстая пуговица от пальто женского, чтобы с выемкой внутри — накрывать мяч — крохотную пуговицу от рубашки. А тренер — среднего размера тонкая пуговица с гладким ребром. Вы не знаете, сколько нужно проявить умения и соблюсти тонкостей, чтобы подобрать "команду" из пуговиц, точно нанести удар по воротам, взять мяч вратарем! Пуговицы носили имена великих футболистов. Непосвященный взрослый ничего не мог понять, если слышал с крыльца "разборки" играющих: отдай моего Башашкина! Давай меняться: я тебе — Гринина, ты мне — Никанорова. Лет через тридцать я увидел подобную игру фабричного производства в "Детском мире" и подивился: наверное, автор- изготовитель, как и я, тосковал по детству.
А сколько споров возникало во время игр, хитрили и жульничали, обманывали и завирали. Я этого не любил, отжуливать было противно и видеть, как отжуливают — неприятно. Бывало, что бросал игру и отказывался продолжать из-за вранья. С души воротило от неправды спорщика.
Главным спорщиком и вруном у нас был Юрка Ивановский по прозвищу Ляма. Одно время все увлекались игрой в лямку, по-Моршански — в жесточку, или чеканку. За неимением кусочка меха вырезали кружки из нескольких слоев тряпок, прорезали почти до центра их ножницами на полоски, чтобы лохматились, в середину клали несколько пятаков или свинцовый кружок, затягивали шпагатом, и вот вам — готовая лямка: набивай по очереди щечкой ноги, кто больше, до тысячи или до пятисот. А кто последний, того мают: он накидывает вам на ногу лямку, а вы отбиваете ее подальше, чтобы не дать ему ее поймать. А как игра начинается заново, проигравший уже набивает первым.