О духовных явлениях в искусстве и науке

¹⁸¹ Можно было бы предположить, что такое поведение представляет лишь локальный интерес, что оно оставит остальной мир равнодушным. Но штука в том, что этого не происходит! Локальное оказывается более или менее всеобщим, если судить по его влиянию на современников Джойса. С этим не поспоришь: должно существовать целое сообщество увлеченных современников, раз куда-то разошлись все десять переизданий «Улисса» с 1922 года. Книга должна что-то для них значить, должна открывать что-то такое, чего они раньше не знали и не чувствовали. Она не вызывает у них адской скуки – напротив, помогает, освежает, наставляет, обращает в свою веру и «переустраивает». По всей видимости, эти люди ввергаются в некое желательное для них состояние, ведь иначе только черная ненависть заставляла бы читателя продираться сквозь книгу от первой до последней страницы без роковых приступов сонливости. Посему смею заметить, что средневековая католическая Ирландия охватывает географическую область, о размерах которой я до сих пор не подозревал; она, безусловно, намного больше, чем площадь, указанная на обычной карте. Это католическое Средневековье с господами Дедалом и Блумом кажется явлением довольно-таки универсальным. Полагаю, должны найтись целые слои населения, настолько привязанные к своей духовной среде, что для прорыва этой герметической изоляции требуется именно «взрывчатка» Джойса. Я убежден, что дело обстоит вот так, что мы до сих пор по горло застряли в Средневековье. В силу своей одержимости средневековыми предрассудками современникам Джойса и нужны такие пророки отрицания, как он сам и как Фрейд, обнажающие иную сторону действительности.

¹⁸² Разумеется, эта грандиозная задача едва ли по плечу тому, кто с христианским благодушием пытается побудить людей против их воли обращать взоры на теневую сторону вещей. Поступать так значит добиться полного безразличия. Нет, откровение должно быть обеспечено соответствующим умственным настроем, и в этом Джойс тоже проявляет мастерство. Лишь таким способом возможно обратить на пользу силу негативных эмоций. «Улисс» показывает, как следует исполнять ницшево «святотатственное движение вспять» (tempelschänderische Griff rückwärts

)[259]. Джойс подходит к этому движению хладнокровно и объективно, показывает себя «избавленным от богов» в степени, о которой Ницше и не мечтал. Причем все опирается на неявное, но правильное допущение, что завораживающее влияние духовной среды не имеет ничего общего с разумом, что оно целиком связано с чувством. Не следует заблуждаться, думая, что, раз Джойс рисует мир, который уныл и лишен богов, то немыслимо, чтобы кто-то мог получить хоть малейшее утешение от его книги. При всей необычности этого суждения мир «Улисса» лучше миров тех, кто безнадежно привязан к тьме своих духовных мест рождения. Злые и разрушительные элементы преобладают, но они гораздо ценнее «добра», дошедшего до нас из прошлого, того «добра», которое на самом деле оказывается безжалостным тираном, иллюзорной системой предрассудков, отнимающей у жизни ее богатство, ее выхолащивающей и навязывающей моральное принуждение, поистине невыносимое. Провозглашенное Ницше «восстание рабов в морали»

[260] – подходящий, пожалуй, девиз для «Улисса». Узника системы освобождает «объективное» признание мира и его собственной природы. Архибольшевик (Edelbolschewist

) упивается своей небритостью, а человек, приверженный духу, обретает истинную радость в том, чтобы хотя бы единожды прямо описать положение дел в мире. Для того, кто ослеплен светом, тьма будет благом, а бескрайняя пустыня покажется раем сбежавшему пленнику. Это не что иное, как искупление для современного средневекового человека, которому не нужно далее быть воплощением добра, красоты и здравого смысла. Если взглянуть из тени, то идеал предстанет не манящей горной вершиной, а своего рода надсмотрщиком и тюремщиком, этакой метафизической полицией, первоначально придуманной на Синае тираническим демагогом Моисеем, а затем хитроумно навязанной всему человечеству.

¹⁸³ С каузальной точки зрения Джойс – жертва римско-католического авторитаризма, но с точки зрения телеологии он – реформатор, который довольствуется отрицанием, и протестант, воодушевляемый собственным протестом. Атрофия чувств характерна для современного человека и всегда проявляется как реакция, когда вокруг слишком много чувств, в особенности ложных. По отсутствию чувств в «Улиссе» можно сделать вывод об отвратительной сентиментальности той эпохи, которая породила этот текст. Но насколько мы сентиментальны сегодня?