О смысле жизни

Отецъ Сашки (изъ разсказа «Ангелочекъ») больной, молчаливый, цлыми днями лежалъ въ своей каморк и «думалъ о несправедливости и ужас человческой жизни»; объ ужас этой жизни говоритъ и Маруся («Къ звздамъ»): «…Какъ можно жить среди тхъ, кто избиваетъ своихъ пророковъ? Куда мн уйти? я не могу больше. Я не могу смотрть на лицо человка? мн страшно! Лицо человка? это такъ ужасно: лицо человка»… Но зачмъ брать такой случай? избіеніе пророковъ? Уж-асъ жизни, который долженъ быть побжденъ (ибо иначе и жить нельзя), коренится въ повседневныхъ мелочахъ, а не только въ рзкихъ и крупныхъ отдльныхъ явленіяхъ; даже боле того, ужасъ этотъ сильне и невыносиме при взгляд именно на обыденную, повседневную жизнь. Вотъ почему, между прочимъ,? независимо отъ другихъ причинъ? такое сильное впечатлніе производитъ «Жизнь Василія ивейскаго» и такое слабое? «Красный Смхъ». На первомъ изъ этихъ разсказовъ мы сейчасъ остановимся подробно; а о второмъ скажемъ только нсколько словъ, такъ какъ это одно изъ самыхъ слабыхъ произведеній Л. Андреева. Не говоря уже о томъ, что построеніе этого разсказа совершенно невозможное, противорчивое [6], но и самая идея его не производитъ того дйствія, на которое разсчитывалъ авторъ. Брать частныя явленія и на нихъ вскрывать весь ужасъ жизни? это сильно; вскрывать ужасъ жизни на явленіяхъ массовыхъ? это весьма и весьма слабый пріемъ художественнаго творчества. Война вещь ужасная; «тридцать тысячъ убитыхъ», о которыхъ говорится въ «Красномъ Смх»? это страшно подумать; но не кажется ли вамъ, что смерть ребенка, затравленнаго псами или убитаго обвалившимся домовымъ карнизомъ? еще страшне, еще безсмысленне? Есть извстный предлъ нервной раздражимости не только въ физіологіи, но и въ психологіи; сотни тысячъ блдно-розовыхъ труповъ, которые выбрасываетъ земля въ заключительной сцен «Краснаго Смха»? ложный художественный пріемъ, ocтавляющій читателя совершенно равнодушнымъ. «Онъ пугаетъ, а мн не страшно»? эти добродушно-ядовитыя слова Л. Толстого о Л. Андреев какъ нельзя лучше характеризуютъ подобныя мста произведеній Л. Андреева. Во сколько разъ сильне дйствуетъ на читателя та страница изъ «Братьевъ Карамазовыхъ», гд Иванъ описываетъ страданія измученнаго ребенка, который билъ себя кулаченками въ грудь, молясь Богу и рыдая неотомщенными слезками… И во сколько разъ сильне «Краснаго Смха» дйствуетъ на насъ «Жизнь Василія ивейскаго», гд ужасъ жизни и безсмысленность зла вскрываются на отдльной человческой личности, а не на сотняхъ тысячъ труповъ.

Зло? ирраціонально; а если такъ, то и жизнь? безсмысленна, она не иметъ «оправданія»: вотъ основная тема и «Краснаго Смха», и «Жизни Василія ивейскаго», и «Жизни Человка», и еще многихъ произведеній Л. Андреева; «ничего понять невозможно»? вотъ мотивъ, который своеобразно развивается въ каждомъ изъ этихъ произведеній. Вотъ одна сцена изъ «Краснаго Смха»: докторъ показываетъ раненому на его ампутированныя ноги.

- А это вы понимаете?? таинственно спросилъ онъ.

Потомъ такъ же торжественно и многозначительно обвелъ рукою ряды кроватей, на которыхъ лежали раненые, и повторилъ:

— А это вы можете объяснить?

— Раненые,? сказалъ я.? Раненые.

— Раненые,? какъ эхо, повторилъ онъ.? Раненые. Безъ ногъ, безъ рукъ, съ прор-ванными животами, размолотой грудью, вырванными глазами. Вы это понимаете? Очень радъ. Значитъ вы поймете и это?…

Съ гибкостью, неожиданною для его возраста, онъ перекинулся внизъ и сталъ на руки, балансируя въ воздух ногами. Блый балахонъ завернулся внизъ, лицо налилось кровью, и, упорно смотря на меня страннымъ перевернутымъ взглядомъ, онъ съ трудомъ бросалъ отрывистыя слова:

— А это… вы также… понимаете?

— Перестаньте,? испуганно зашепталъ я.? А то я закричу…