Об обращении с людьми

Есть еще люди, так называемые своеобычные (difficiles). - Они не злонамеренны, не всегда задорны и брюзгливы; од­нако же не всегда легко бывает на них угодить. Они, напри­мер, привыкли к педантическому порядку, коего правила установили сами и не всякому так известны, как им. Неред­ко хмурятся они даже на то, если в комнатах их стул стоит не так, как бы им хотелось. Впрочем, если это происходит от истинной любви к порядку, то сего не осуждаю. Или они привсрженны к таким предрассудкам, которым подверг­нуться должен и тот, кто в глазах их желает иметь хоть ка­кую-нибудь цену; например, в одежде, в манере говорить громко или тихо, писать мелко или крупно, и пр. Правду сказать, подобные мелочи не должны занимать человека благоразумного; между тем бывают люди, которые при всей основательности и правильности их в суждении о других предметах в сем случае

погрешают, и благосклонность коих может быть для нас важна.

В этом последнем случае я советовал бы, если дело идет о вешах маловажных и не слишком большого внимания тре­бующих, стараться им всегда угождать. Но других, с кото­рыми мы мало имеем связи, и которые, впрочем, добрые люди, должно оставить в покое и не забывать, что всякий из нас подвержен слабостям, к которым надобно снисходить дружески.

Люди, ищущие чего-нибудь в том, чтобы поведением своим в предметах несущественных отличиться от других, - такие люди обыкновенно называются чудаками.

Они восхи­щаются тем, если примечательно их поведение. В обраще­нии с таковыми благоразумный человек должен обращать внимание на то, не предосудительно ли их упрямство, и за­служивают ли они в каком-либо отношении снисхождение, чтобы по сему самому действовать сообразно с разумом и снисхождением.

Наконец, что касается до людей причудливых, т. е. та­ких, для которых вожделеннейший гость сегодня становится завтра несносным, - то я советовал бы, предполагая, что сии причуды не имеют основания в тайных страданиях (иначе они достойны нашего сожаления), притвориться, как будто мы совсем не обращаем внимания на эти причуды, и всегда обходиться с ними равно осторожно.

Глупых людей,

чувствующих свои слабости, но руковод­ствующихся советами людей благоразумных, и которые по врожденному своему тихому, кроткому характеру более склонны к добру, нежели ко злу, пренебрегать не должно. Не все люди могут иметь равно высокие дарования, иначе свет был бы позорищем весьма дурных опытов. Для избежа­ния между всеми вражды необходима подчиненность. Прав­да, известная высшая степень добродетели, для которой нужна сила, бодрость, постоянство или тонкий рассудок, не совместима со слабостью духа; но это сюда не относится. Ес­ли только вообще доброе исполняется, и глупые люди слу­жат орудием добра, то они гораздо полезнее самых плодовитых гениев и пламенных умов при всем их беспре­станном противоречивом действии и стремлении.

Но несносным, напротив того, бывает положение, когда случится иметь дело с глупцом, почитающим себя Гением; с тщеславным, упрямым, недоверчивым невеждой; с избало­ванным, изнеженным, но знаменитой породы истуканом, который готовится управлять землями и народами и отвер­гает всякий благоразумный совет. Однако же я не премину в сей книге при разных случаях упомянуть, каким образом надлежит обращаться с людьми сего рода.

Есть особенного рода люди - добродушные, но слабые и грубые, - которых даже и в самом нежном возрасте нельзя сделать утонченнее. Они не понимают языка иронии. Если он уже слишком утончен, то приемлют его в буквальном смысле. Тон важный или их огорчает, или равным образом бывает недейственен. Дружеские, искренние убеждения не производят над ними вовсе никакого действия.

Но часто поступают весьма несправедливо, почитая сла­быми, глупыми, нечувствительными или невеждами таких людей, кои на самом деле не таковы. Не всякий имеет дар объяснять свои мысли и чувствования, а еще менее таким образом, как бы нам хотелось. Надобно судить о нем по его деяниям, обращая однако же внимание на его положение и на то, имел ли он или не имел случаев отличиться. Весьма редко рассуждают о том, что уже тот человек достоин большего уважения, который не сделал никакого зла в мире сем, и что совокупность сего отрицательного добра к благо­состоянию целого иногда способствует гораздо более, неже-