Облако возмездия

Это было большое, квадратов в семьдесят пять, помещение с низким потолком, по центру которого висели несколько светильников в стиле милитари в герметичном исполнении, все они тускло светились желтым светом. Стены и потолок комнаты были выкрашены масляной краской, любимой военными слоновой костью, которая при таком освещении казалась темней и гуще, чем на самом деле, и жирно блестела.

Вдоль стен стояли обычные для раздевалки шкафы с высокими узкими ячейками, некоторые дверцы были раскрыты нараспашку. Посередине, под лампами, два длинных стола поставлены друг за другом, длинные деревянные лавки подле них и стулья вразброс. Вся мебель, включая стулья, а также две двери — по одной с каждой стороны, как и сетка вокруг градирни, были выкрашены веселой голубой краской. То есть, как поняла Лимбо, перед ней была раздевалка, также и комната отдыха личного состава, которая частично использовалась для технических целей. И — хвала богам! — в данный момент комната была пуста.

Лимбо выбралась на бортик, следом за собой кое-как вытащила туда же опостылевший рюкзак, после чего, разогнув спину, оглянулась.

В покинутом ей бассейне плавали не один, а целых три тела. То есть, синонимично, трупа. При виде их, затерянный среди отражений былого и не былого, вдруг выступил вперед выцветший образ, и зазвенел надтреснутыми дискантами хулиганский стишок, который в далеком гарнизонном ее детстве нараспев декламировали мальчишки. Кто их научил ему? Неизвестно. Мальчишки любили ходить по грани, даже заглядывать за нее, и много чего тогда декламировали, часто не понимая смысла. Тем более, не разумели его внимавшие тем декламациям девчонки.

Лимбо и понятия не имела, что слышанная когда-то ей ерунда каким-то образом осела в памяти. Потому что — зачем? Совершенно незачем. Однако — вот. Стишок был длинным, как грузовой состав на Магистрали, но для нее на стрелках памяти прогрохотал лишь один вагон, вспомнился только один, подходящий случаю куплет.

На берегу лежат два трупа,

у одного торчит… запонка!и проходящая девчонкачему-то улы-ба-ет-ся…

Дальше, хвала богам, ничего не вспоминалось, но ей и этого было достаточно, тем более что в данной ситуации она стопроцентно отождествляла себя с той проходящей девчонкой. Правда, было не до улыбок.

Надо сказать, что, вообще-то, скабрезностей, да и попросту пошлости, Лимбо на дух не переносила, хоть и не чуралась порой сдобрить разговор крепким словцом. Но это, как говорится, для связки слов только, для гладкости изложения и большей глубины проникновения в смыслы. Тут уж ничего не поделать, такой имидж она себе лепила, или жизнь из нее лепила, приходилось соответствовать. И вообще, это — другое. Тем не менее, иногда память преподносила такие вот сюрпризы своей владелице. Что с ней поделаешь, с памятью? Она ведь тоже как женщина, как любовь — ей не прикажешь. Хочет, возвращается, хочет, ускользает, оставляя в пустоте и забвении.

Ну, и все, и забудем. Зацикливаться, тем более, проговаривать вслух все это она не собиралась.

Странный, кстати, феномен. Это что, так стресс на нее влияет? Или что-то еще? Матрица? Страшно подумать, что еще может ей вспомниться. Не сойти бы с ума в таких условиях. А, подруга, ты как, выдержишь?

Все тела, насколько могла судить Лимбо, были мужскими. Двое плавали лицами вниз, раскинув руки и ноги в стороны, третий, запрокинувшись, смотрел в потолок сквозь залившую открытые глаза пленку воды. У этого третьего, как раз-таки, что-то там виднелось в черноте и спутанности лобковых волос, условная запонка, скукоженный мужской символ. Неужели, мужик весь вот в этой примете и заключается, и сосредотачивается, подумала Лимбо. Есть — значит, мужик, нет — кто-то другой? Это, конечно, не так, и вообще, все гораздо сложней. И проще одновременно. Мужик, мужчина проявляется и определяется только рядом с женщиной. Говорят, еще на войне, но война ведь тоже женщина — страшная женщина в черном. Бр-р-р! Ее передернуло — совсем не от брезгливости, если что, а от общего неприятия смерти.

В помещении было довольно холодно, промокшую насквозь, ее вскоре начала бить дрожь, и с этим надо было срочно что-то делать. Ну, хотя бы отжать, выкрутить одежду, что ли, иначе ведь в таком состоянии она ни на что не способна. Да и вообще, в мокром одеянии долго в бункере не протянуть. А и кто протянет? Никто. Эти бетонные стены буквально вытягивали из тела тепло и жизнь. Как же холодно, мазафак!

В сетке, окружавшей градирню, оказалась небольшая калитка, запиравшаяся снаружи на простую защелку. Лимбо открыла ее и спрятала рюкзак там, за конструкциями, в самом углу. Попутно отметила, что сбоку, у самой стены, наверх, откуда льется вода, ведет неприметная лесенка. Даже не лесенка, а переплетение трубок, по которым можно забраться. Что, интересно, там? — мелькнула мысль.