Облако возмездия

Богам одним ведомо, что этому мужику снилось, но, проснувшись и увидав обнаженную девицу рядом с собой, он явно возбудился. Да, судя по виду, у него просто крышу снесло, напрочь! Теперь же, привстав, он тянулся к ее животу, пальцы его дрожали, и, улавливая эту дрожь, это электрическое напряжение и жажду контакта, шевелились волосы на ее лобке.

Возраст мужчины, — а это был, несомненно, мужчина — определить было затруднительно. Одно пришло Лимбо на ум: столько не живут. Лицо его показалось ей даже не восковым, а скорей парафиновым, — светло серым, с истекающей из-под поверхности голубизной, — и таким же по консистенции, пористым и, должно быть, жирным на ощупь. Когда-то русые, теперь обесцвеченные, но все еще густые волосы он зачесывал со лба назад, так вот, они разметались и торчали в стороны двумя всплесками. Голубые в прошлом глаза казались стеклянными цветом и блеском; по мере того, как рука мужчины приближалась к ее живой плоти, в них разгорался и все явственней просвечивал сквозь пелену безумия запал радости.

Да что же это, мазафака, такое! — возмутилась Лимбо. Она что, нанялась сюда для этого? Чтобы, значит, все местные озабоченные мужики на нее глазели глазами кроликов, да еще и лапали при этом? Что всем этим мразям от нее надо? Да отвалите вы, уроды! Сдохните! Хрен что вам обломится!

Она вдруг скорчила безобразную рожу, затрясла головой, будто забилась в конвульсиях, и выдавила из себя мерзкое, козлиное: Бэ-э-э-э-э!!!

Огни в глазах мужчины полыхнули ярко и сразу погасли, — точно в лампах перегорели нити накаливания. Только вместо дыма эти опустевшие стеклянные колбы наполнил ужас. Он вдруг закричал: «А-а-а! Мертвяк! Чур меня! Чур!» Он свалился с лавки на пол, перекатился на живот, сгруппировался там и с низкого старта неожиданно резво бросился наутек. Ударился плечом о дверной косяк, его бросило в другую сторону, он выправился, продрался через проем — и был таков.

Не все это знают, что не удивительно, но одним из главных талантов Лимбо было как раз это свойство — способность строить рожи. Не то, чтобы она к этому как-то упорно стремилась, или специально обучалась, но да, с самого детства сооружать на лице гримасы у нее выходило лучше, чем у всех ее сверстников, И, как ей говорили, получалось забавно. Матери, правда, это ее лидерство не нравилось, совершенно, и улучшению их отношений оно не способствовало.

— Лаура! — говорила она с каждым разом все более раздраженно. — Прекрати немедленно гримасничать!

— Почему? — не понимала Лимбо.

— Потому что ты и без них не красавица. Она вздыхала, качала головой и добавляла устало: — В кого только ты такая уродилась?

Лимбо пожимала плечами. Если мама не знает, в кого дочь уродилась, дочери, откуда это знать? Она всегда думала, что похожа на отца, правда, проверить это не представлялось возможным. Отца своего Лимбо никогда не видела, даже на фотографии.

Мать же всегда больше любила Александру, старшую сестру Лимбо. Видимо, в том, в кого удалась сестра, мама не сомневалась. При том, что они с сестрой были ну очень похожи. Такое отношение обижало Лимбо до глубины души. Из вредности, из духа противоречия, она никогда не упускала случая продемонстрировать матери — им, всем! — свои новые в искусстве гримасничанья навыки. И да, зрители бывали в восторге.

В кавычках.

Популярности эти перформансы ей не добавляли, реакция в основном следовала отрицательная. Но именно такого эффекта, то есть, панического бегства единственного зрителя со своего крайнего представления Лимбо никак не ожидала. Потому несколько секунд изумленно смотрела ему вслед. Что это с ним, думала она. Я ведь еще не начинала.

Тут ее осенило: а ведь нужно и самой смываться! Сейчас же наверняка этот, резвый, поднимет тревогу и приведет обратно с собой других. И что ей тогда делать? Обслуживать всех? А придется, потому что вряд ли удастся напугать всех скопом. Немедленно бежать! Прятаться! Но куда?

На одевание времени не оставалось. Она схватила в охапку одежду, зацепила другой рукой берцы и, с полотенцем на шее, выбежала из душевой. Лихорадочно оглядывалась: куда? О, боги, куда? В какой угол здесь можно забиться, чтобы никто ее не увидел, не нашел? Не прыгать же обратно в бассейн, к трупам? О, нет, только не это! Шкафы узкие, тоже туда не забиться.

Градирня!

Только это пришло на ум. Она проскользнула за сеточную калитку и юркнула дальше, за конструкцию с водопадами. Вновь увидев неприметную лесенку, не раздумывая и не мешкая, забралась по ней наверх. Там, в окружении переплетенных труб, за баррикадой теплообменников под самым потолком имелся крохотный пятачок, небольшая технологическая площадка из рифленого железа, как оказалось, вполне достаточная, чтобы на ней затаиться. Что она и сделала. Бросила одежду, раскинула полотенце и свернулась на нем калачиком. И вовремя!

С шумом открылась дверь, и вошли двое.