— Так это и есть твоя история! А почему же сразу не рассказала?
— Мои дела. Вам-то, зачем это надо?
— Как? Ну, не знаю. Мы, все-таки, вместе теперь, в одной лодке.
— Вот и сказала.
— Так ты, выходит, специально в эту поездку напросилась, чтобы с Малецким встретиться?
— Я уже говорила: нет! Знаете в чем прикол? Ни о чем подобном, об отце, я даже не вспоминала и не думала. Даже не поняла, куда меня занесло, когда вагон в городе З. застрял. Только оказавшись на Пионерке, сообразила, где нахожусь и кто там хозяин. На самом деле, я до сих пор не могу разобраться в своих чувствах, что я к этому Малецкому испытываю. Никаких экстраординарных порывов, типа ненависти, — точно нет. Человек он страшный, да, жесткий, жестокий — все верно, но не подлый, как мне кажется, всегда знаешь, чего от него ждать. Человек на своем месте, так можно сказать.
— Даже так?
— Да. Знаете, я встречала много нормальных с виду, цивилизованных — в кавычках — людей, которые лично мне совершенно бескорыстно, не вынужденно, делали реальные гадости, и на поверку оказывались настоящими скотами и монстрами. А этот… Да, хочется держаться от него подальше. И постараюсь держаться подальше. Не знаю, кстати, что тогда, двадцать лет назад, произошло. Может, папе просто не повезло.
— Глупости! То есть, да, конечно не повезло. Но за такого рода невезения всегда кто-то персонально ответственен. Ты знала, что Малецкого в те времена — да и теперь порой — называли Ночной комбат?
— Слыхала.
— Еще один вопрос. А ты понимаешь, что та, бывшая воинская часть, куда мы теперь идем, быть может, — а я думаю, что скорей всего — есть именно то место, где погиб твой отец?
— Конечно, уверена в этом.
— И тебя это не останавливает? Не волнует? Ты не боишься там оказаться?
— Напротив, я хочу этого. Хотела, раньше. Конечно, лучше бы при других обстоятельствах. Я часто думала об этом. Ведь отец, выходит, тоже не знал, что я должна родиться, не подозревал обо мне. Но хотел ли он меня? Мечтал ли обо мне? Вот, что мне всегда хотелось узнать. И вот я подумала, что, быть может, в таком знаковом, горячем месте, мы сможем почувствовать друг друга. Он — оттуда, я — отсюда. Вот это для меня важно, Нетрой. А бояться следует чего-то другого.
— Поэтому ты так упрямо идешь вперед, и не хочешь возвращаться?
— Прежде всего, потому, что вынуждают обстоятельства. Как и вас, обстоятельства наши в основном те же самые. И остается еще один интересный вопрос, который желательно прояснить: кто же это все замутил?
— Мне кажется, вопрос этот довольно наивный и совсем не важный.
— Иногда достаточно одного невинного вопроса, чтобы разрушить систему. Но его нужно вовремя поставить.
Они продолжили путь, и какое-то время шли молча. И, чем дальше они забирались, чем глубже погружались в территорию за завесой, тем больше Лимбо удивлялась окружающему. Казалось, все повторялось через несколько десятков шагов, как кадры закольцованной кинопленки, снова и снова, от мачты до мачты: все тот же пейзаж, распоротый некогда надвое высоковольтной линией, уходящие вдаль провисшие провода, те же деревья и кустарники, те же тишина и безжизненность. Только, виделось ей, что тени между ветвями по сторонам от просеки становились гуще, отчего дальнейшее продвижение в зону все больше воспринималось как погружение в реальную глубину. У Лимбо вдруг заложило уши, и она даже забралась в них пальчиками и подергала, потеребила там, чтобы исправить неудобство. Вроде, помогло.