Облако возмездия

Дело в том, что в прошлый раз существо привиделось ей в обморочном ее состоянии, то есть, являлось плодом бесконтрольного воображения. Теперь же девушка уверенно ощущала себя в полном своем сознании, при этом существо также выглядело вполне реальным, мяло травку и поскрипывало при движении. И что-то в этом было глубоко неправильное — по мимолетному впечатлению. Надо было понять, как к представлению относиться. Следовало ли полагать, что это ее внутреннее воображаемое выплеснулось в реальность, либо, напротив, что реальность забралась в ее фантазии и черпает из них пригоршнями? Снова смешалось несовместимое — то самое, о чем недавно она размышляла. И этот факт насторожил ее больше всего остального. Так или иначе, плод ее воображения стал реальностью, созрел и свалился буквально к ее ногам, и это не могло не пугать.

У пушистика не было лица — только рот на гладком, слегка вытянутом рыле. Губы-присоски, которыми он широко, оголяя острые зубы, улыбался. Скалился, грубо говоря, но по-доброму, по-свойски, — был демонстративно благодушным и приветливым. «Ага, — поняла Лимбо, — отталкивается от противного».

Не остановившись сразу, существо сделало три круга вокруг дерева и только потом притормозило перед очарованными его выходом зрителями. Сложило зонтик, воткнуло его в землю и, опершись на него, картинно замерло в ожидании аплодисментов.

Аплодисментов не последовало.

Нетрой глядел на пришельца остановившимся взглядом, пребывая в оцепенении от величайшего удивления. Машинально, он продолжал дожевывать галету, точил ее, не обращая внимания на скопившиеся в бороде крошки. Потом, вздрогнув, повернулся к Лимбо с вопросом:

— Кто это?

— Хороший вопрос, — сказала Лимбо. — Думаю, это тот, чьими происками мы оказались на этом пикнике. Конечный бенефициар той долгой партии, в которой мы играли роли пешек.

— Зоошиза какая-то, — определился с мнением Феликс.

Именно, мысленно согласилась Лимбо, так и есть. Но, почему оно роется именно в моей голове? А не в голове Нетроя? Она у него и больше, и набита всяким разным. Писатель ему не интересен? Господи, понятно же, почему! А если так? Она быстро вообразила вокруг себя хрустальную сферу. Защитный кокон от психического воздействия, как мы знаем, она сооружать умела. Впрочем, протестировать на практике это свое умение ей еще не доводилось. Главное дело, подумала она, отсечь привходящее от исходящего. Это ей, похоже, удалось.

Пушистик перестал скалиться, и вообще исчез, растворился в воздухе, зато на его месте тут же появилась едва одетая девица, вид сзади. Девица выглядела чрезвычайно соблазнительно, она выгибала спину и медленно вращала ягодицами. Попкой, как определял этот отдел тела Нетрой. Из одежды на ней имелись только черные веревочки стрингов и, того же цвета, завязки лифчика, — но и они были едва заметными, выглядели необязательными и лишними. Девица то трогала себя сладострастно по животу, то принималась оглаживать талию, а когда она оглянулась, Лимбо с ужасом узнала в ней себя. Похоже, эта фантазия целиком была выужена из головы Феликса. Ничего себе! — только и смогла отреагировать Лимбо. Быстро глянув на писателя, она заметила, как по лицу того разливается блаженная улыбка. Недолго думая, она расширила сферу так, что под ее защитой оказался и Нетрой — это было не трудно. А еще она мысленно превратила наружную поверхность шара в зеркало. Хрустальный кокон — для тех, кто был способен его видеть — превратился в зеркальный шар. Эдакая немаленькая елочная игрушка с секретом внутри.

Томная неодетая девица недовольно надула губки и, как перед тем пушистик, исчезла, не прощаясь. Ушла во внутреннюю эмиграцию, почему-то решила Лимбо. Некоторое время после этого свято место выглядело совершенно пустым, что в принципе неестественно и, как мы знаем, не бывает. Поэтому там вскоре возник объемный сгусток темноты. Сгусток был продолговатым, как аэростат, но располагался вертикально. Он цеплялся длинной тонкой ножкой за траву и слегка колыхался, трогаемый ветерком. Еще несколько секунд спустя, словно после непродолжительного раздумья, темнота внутри аэростата наполнилась легким рассеянным свечением. Точно звездная пыль просыпалась. Как бессонница, подумала Лимбо. Уж она-то знала, как это бывает, когда нет ни мыслей, ни образов, а сон все не идет, и пространство под веками заполнено такой вот линялой темнотой, вперемешку с толченым стеклом. И лишь сердца грохот: бум, бум, бум. Вот ровно так сверкает и переливается внутренний космос, только мучительней не в пример.

— Нет, так тоже не очень, — сказала она, — Покажи что-то еще. Смени свой интерфейс на более к нам дружелюбный и интуитивно понятный.

Аэростат выгнулся изящным интегралом, крутнулся всеми своими частями, одновременно, но в противофазе, и тогда внутри него проглянул знакомый Лимбо образ. Многим знакомый. Через мгновение образ вылепился полноценной мужской фигурой и предстал якобы во плоти. Цисгендерный белый мужчина с печальными глазами, в привычном деловом костюме и сорочке, застегнутой под галстук. Альфа-самец, короче.