Обжечься светом

– Стали бы вы засорять свой телефон неважными контактами? – он возвращает мне его. – А позвонить вы пробовали?

Я должен вспомнить, а не звонить. Хотя цифра девять похожа на телефонную трубку.

– Я хотел записывать то, что помню…

– Вы что-то забываете?

– …но взять ручку и написать оказалось сложнее, чем взять вилку в руки…

– О чем я и говорю, вы не…

– …а на ноутбуке слишком медленно и тяжело.

– Эд, а почему именно с лавандой?

Внезапно открывается дверь, из-за нее выглядывает смуглое лицо медсестры.

Я запускаю телефон.

Глава 17

Пианино издает высокие ноты, останавливаясь на одном и том же аккорде. Вдруг их подхватывает легкая рука и они бегут то вверх, то вниз. Не добегая до края, срываются, снова поднимаются, затем тревожно перебиваются на месте и уже замедляются, чтобы растворится.

Видимо я ослеп.

Теплая рука касается моего лба. Маленькая ладошка.

– Женя?

Больше детей в своем окружении я не знаю. Он убирает руку. Я хочу подняться, но валюсь на пол. Кровать оказалась намного ниже и без бортов. Детские руки подают мне очки, но и так было темно.

– Ты когда-нибудь падал с кровати? Где твоя мама? Ты хотя бы хлопай в ладоши, чтобы я знал, что ты здесь. Я ничего не вижу.

Неуверенный хлопок рядом со мной.

– Молодец. Но все-таки неудобно, когда не разговариваешь, да? Ладно, давай поиграем. Один хлопок – да, два – нет. Понял?

Один хлопок.

Отлично. Я выясняю, что Макс привез меня домой, мы в комнате на втором этаже. И я не знаю, где в этой комнате выключатель. Может, у двери? Надеюсь и иду наощупь. Пока я добираюсь по стене, понимаю, что весь взмок.

Рядом стоит темноволосый мальчик с карими грустными глазками. Он запрокидывает голову, чтобы посмотреть на меня. Лицо его никак не меняется, будто он не умеет не только разговаривать, но и проявлять эмоции.

– Да уж, ты не особо вырос.

Женя бесшумно выбегает из комнаты.

А капельница мне не приснилась. Никому нельзя доверять.

Преодолеть лестницу оказывается сложнее, на ней я останавливаюсь. Отсюда я осматриваю гостиную. Диван на том же месте, но под ним кусок мохнатого серого ковра. Зеленые занавески? Огромные белые вазы у лестницы, блестящий паркетный пол, на котором светлые узоры заводят головокружение.

Не думал, что колонна в моей гостиной серого цвета.

Мальчик за руку ведет свою маму. На ней домашнее коричневое платье, волосы заплетены в длинную косу, лицо выглядит старше, чем я представлял.

– Эди? – она останавливается у первой ступеньки и берется за перила, улыбается кому-то. – Ты вовремя. Попробуешь поесть с нами? Не торопись.

Она терпеливо ждет, пока я спущусь, но ноги не слушаются, а всего четыре ступеньки!

Я опускаюсь на одну из них. И делаю это с трудом.

Когда я успел окунуться в этот кошмар? А что дальше?

Меня стоило оставить в больнице.

Мягкой рукой сестра касается меня и садится рядом. По-матерински, но неловко гладит волосы, кладет свою голову мне на плечо. Мальчик, стоя внизу, наблюдает за нами, тянет указательный пальчик в рот.

Ему всего три года, нет, уже пять, но уже знает, что его помощь важна.

Разве передо мной четыре ступеньки? Все, чему я учился в этом доме с детства, все, что умел, то, кем я был, каким человеком я уснул…всего лишь четыре ступеньки до ровной поверхности.

Я с волнением задерживаю сестру в объятьях. А она шепчет мне, что я смогу.

– Я не поблагодарила тебя. Спасибо, – она берет меня под руку, но ведет нас маленький мальчик. – Как ты себя чувствуешь? Ты проспал в больнице два дня и Максим решил перевезти тебя домой. Это было вчера.

С ее помощью я сажусь за стол, чувствуя себя развалиной, но это лучше, чем несколько дней назад.

– И какой сейчас год?

– Полдевятого утра, – отвечает она, не задумываясь.

Я оглядываюсь. В детстве у меня был один оловянный солдатик. Ребенком я соорудил себе домик за шкафом, долго играл в свою игру в одиночестве, не трогал ни одну деталь интерьера, а теперь этот домик убрали с картонки и увеличили в размере. Между кухней и гостиной пианино.

Сестра медленно и осторожно ориентируется на кухне. Маленький мальчик помогает ей во всем. Перед нами оказывается тарелка овсяной каши. Мария, нащупав мое плечо, склоняет голову и шепчет:

– Женя очень мало ест, сделай вид…– и заканчивает уже громче: – …и ешь маленькими ложками!

Я стараюсь. Женя не отводит от меня глаз.

Кухонное окно завешено темно-бордовыми тяжелыми шторами, за ними наверняка полотно на самом окне, это сделали после того раза, когда меня нашли в коридоре. Как давно это было?

– Я слышал о детской центре. А кто тебе помогает? – я смотрю на мальчика, – кроме сына.

– Не считая тебя? – она нецеленаправленно улыбается. – Много кто, каждый готов помочь: и водитель, который отвозит меня, Лариса, которая радуется, если я обращаюсь к ней. Во всем этом заслуга Максима. И София, конечно.

Я поворачиваюсь на звук. Макс, громко заканчивая разговор по телефону, входит в гостиную и, заметив нас за столом, останавливается. Сняв пиджак, резко тряхнув его, кладет на спинку дивана, кидает телефон и подходит к нам.

– Так, как дела? – ни к кому конкретно не обращаясь, он поспешно достает кружку и кофе с полки.