Обжечься светом

– Максим, – сестра оборачивается на его голос. Ее сын встает и обнимает ее руку, а она гладит малыша по голове. – Эд проснулся недавно. Правда же, замечательно?! Мы как раз говорили о тебе.

– Да, я вижу, – сухо протягивает он, заливая кипяток в кружку, придерживая при этом ярко-красный галстук. Очевидно, напиток был горячим. – Что говорили? – он разглядывает меня: как врач или друг?

– Что у тебя много забот последнее время.

Нет, мы не об этом говорили. В словах сестры было что-то…

– Ты торопишься?

– Да, пойду продавать душу дьяволу, – он выплескивает остатки кофе и споласкивает кружку. – Вечером заеду.

Звонит его телефон. Он так же уходит, как и появился.

– Что это с ним?

– Это он о бюрократии, – вздыхает сестра. – Не так просто открыть центр. В администрации ему сказали, что либо он врач, либо бизнесмен. Никто не верит в то, что владелец крупной компании может почти все распродать и заниматься практически благотворительностью. Либо деньги отмывает, либо…что-то похуже.

– Так и сказали?! – меня это возмущает. – Он же объяснил им все?

– Я была там, Эди. Мне предложили заняться своим ребенком.

– Да они ждут от него только одного.

– Я ему тоже говорила, но он, оказывается, принципиальный.

Моя сестра кажется мне маленькой и беззащитной. Приятно ее слушать и немного обидно. За все: за наше детство, за родителей, за то, что мы не были вместе. Обидно, что мы носители редкой болезни и пытаемся умалчивать об этом, стараемся приблизиться к общим условия. Пытаемся найти в слове «жизнь», те оттенки, что испытывают при рождении ребенка, а не погребении в могилу заколоченного гроба.

Хочу спросить ее как она жила, знала ли отца, но оттягиваю этот разговор. Лучше сидеть рядом и слушать, как она отзывается о своем сыне.

Глава 18

Рано утром я выхожу во двор. Прохладно. Или слишком рано. Нет, свежо. Я подбираю слово. Можно прогуляться, чистый воздух фильтром проносится по всем моим нездоровым клеткам, которых теперь немало, из-за которых прогулка не получится. Макс как врач рекомендовал быстрее вернуться к делу, чтобы стимулировать работу мозга, а это словосочетание пришлось выучить. Но меня и так тяготит вынужденное уединение, и мне хочется видеть лица. Среди них будет много знакомых, но кого-то я не узнаю сразу. Даже не потому, что мой мозг растворил это в памяти за полтора года, а потому…ведь я смотрел, даже нет, поглядывал за людьми из темноты. Теперь я могу при свете обычной электрической лампы…надеюсь смогу все. Или все необходимое, чтобы не остаться под тенью.

Подъезжает машина. В этот момент я понимаю, почему Макс продал мой автомобиль. Через месяц после комы люди не просыпаются прежними, а тут..

Мне все равно. У меня одна цель – съездить в одно место. Совсем маленькая цель…недальновидная. А раньше я думал наперёд. Мне все равно, поэтому я соглашаюсь на трость. Так хотя бы можно было самостоятельно передвигаться. Сестра говорит, что это красиво, но каким-то другим словом.

Единственная самостоятельная мысль, которая возникает в моей голове, это собирать какие-либо сведения и стараться запоминать их. Поэтому я расспрашиваю водителя, как его зовут, даже узнаю знак зодиака и дату рождения. Но имя в конце приходится напомнить.

На первом этаже сразу справа я вижу банкоматы, слева – глухая стена с баннерами. Туда ли я попал? Водитель указывает на дверь немного дальше, впереди, сразу за лифтом.

Кабинета у Макса нет. Его стол располагается у широкого окна, рядом, видимо, стол секретаря. Завален аккуратными стопками бумаги, у Макса практически пусто, все делает на ходу либо перекладывает на помощника. Немного дальше еще несколько рабочих мест, так же открытых. Несколько кабинетов с прозрачными дверями вдоль стены. На них только номера.

Я сажусь в его кресло. Больше не встану сегодня.

Пара листов – какие документы, напротив "подпись/М.п" пусто. Соглашение. Еще тонкая папка. Хорошо заточенный карандаш, часы. Бумаги на столе заинтересовали меня, и я начинаю читать, не замечаю, как проходит время и появляется Макс.

– Неплохо, – он обращает внимание на мой вид, как только я освобождаю место, – можешь продолжать, сиди.

– Не думал, что в тридцать лет буду чувствовать себя стариком.

– Тебе тридцать два, – поправляет меня друг. Какая-то серьезность в его голосе, даже напряжён лоб.

– Здесь многое поменялось.

Хорошо, что рядом стоит еще один стол.

– Надеюсь, это только начало, – Макс смотрит на часы. Поникшим голосом добавляет: – На втором этаже еще ремонт.

– Почему ты не сказал, что не удалось получить разрешения открыть центр?

Он смотрит на меня, после того как заканчивает с ремешком. Встает.

– Еще не все потеряно, – с этими словами он выдвигает соседнее кресло. Я сажусь. – Да, у тебя бы это лучше получилось. Я не умею разговаривать с такими людьми.

Эту проблему я готов решить.

Офис шуршит. Постепенно сотрудники подходят к своим столам, здороваются с Максом, смотрят на меня, не понимая, здороваться или проходить мимо. Кто-то так и делает, не мешая нам. Мой друг лишь иногда кивает головой в ответ.

– Где мы можем организовать обед для мэра?