Очерки Лондона

Въ омнибусахъ вы никогда не встртитесь съ подобными безпокойствами. Между почтовой каретой и омнибусомъ не существуетъ ни малйшаго сходства. Пассажиры въ омнибус перемняются въ теченіе дороги такъ часто, какъ фигуры калейдоскопа, и хотя они игривостью своею и привлекательностію далеко уступаютъ фигурамъ калейдоскопа, но зато въ тысячу разъ бываютъ интересне и забавне. Мы не знаемъ еще до сихъ поръ ни одного примра, чтобы пассажиры спали въ омнибусахъ. Что касается длинныхъ разсказовъ, то ршится ли кто нибудь на это предпріятіе? а если и ршится, то отъ этого никто не пострадаетъ: по всей вроятности, или разскащикъ самъ не кончитъ своего разсказа до конца дороги, или никто изъ пассажировъ не дослушаетъ конца разскава, а другой не услышитъ и начала; словомъ сказать, никто не пойметъ о чемъ онъ ораторствуетъ. Дти хотя и встрчаются въ омнибусахъ, но не такъ чисто, и притомъ они бываютъ какъ-то не замтны, особливо когда экипажъ полонъ пассажировъ. Короче сказать, что посл здраваго размышленія и продолжительнаго опыта мы остаемся такого мннія, что, начиная отъ модной кареты, въ которой возили насъ въ церковь для совершенія таинства крещенія, до той печальной колесницы, въ которой, по всей вроятности, мы должны совершить наше послднее земное путешествіе, въ цломъ мір не найдется ничего подобнаго омнибусу.

Намъ особенно понравилась одна машина, въ которой мы совершаемъ наши ежедневныя поздки отъ самого начала Оксфордской улицы до Сити; не знаемъ только, почему она поправилась: по наружности ли своей, которая не имла никакихъ украшеній, по простот ли ея внутренности, или по врожденному хладнокровію кондуктора. Этотъ молодой человкъ представляетъ изъ себя замчательный примръ преданности собственной своей персон. Его необузданная ревность къ польз и выгодамъ своего хозяина постоянно вводитъ его въ непріятные хлопоты, а иногда и прямо въ исправительный домъ. Едва только онъ отдлается отъ одной непріятности, какъ снова, и съ удвоеннымъ рвеніемъ, принимаетъ на себя обязанности своей профессіи. Главное его отличіе состоитъ въ дятельности. Онъ постоянно хвалится умньемъ "поддть на дорог стараго джентльмена, ловко втолкнуть его въ карету и пуститься въ дальнйшій путь, прежде чмъ джентльменъ узнаетъ, куда его везутъ." Эту продлку онъ выполняетъ безпрестанно, къ безпредльному удовольствію каждаго изъ пассажировъ, за исключеніемъ помянутаго джентльмена, который касательно этой шутки остается въ совершенномъ невдніи.

Мы до сихъ поръ не знаемъ, какое число пассажировъ долженъ вмщать въ себ омнибусъ; но, судя по ршительнымъ дйствіямъ кондуктора, мы успли замтить, что въ вашемъ омнибус столько можетъ помститься, сколько встртится желающихъ прохать въ немъ.

— Есть ли мсто? восклицаетъ съ тротуара усталый пшеходъ.

— Сколько вамъ угодно, сэръ, отвчаетъ кондукторъ, постепенно отворяя дверцы и не обнаруживая внутренняго положенія оминбуса, до тхъ поръ, пока пшеходъ не очутится на ступенькахъ.

— Гд же тутъ мсто? спрашиваетъ жертва обмана, длая попытку отступить.

— По обимъ сторонамъ, сэръ, возражаетъ кондукторъ.

И вмст съ тмъ вталкиваетъ джентльмена и захлопываетъ дверцы.

— Пошелъ, Билль! восклицаетъ кондукторъ, отворачиваясь въ сторону.

Ретирада невозможна. Новоприбывшій пассажиръ длаетъ движеніе впередъ, получаетъ толчокъ отъ толчка омнибуса, опускается гд попало и остается тутъ до конца своей дороги.

Мы, обыкновенно, отправляемся въ Сити за нсколько минутъ до десяти часовъ и заране знаемъ, что съ нами въ омнибус будутъ хать пятеро тхъ же самыхъ попутчиковъ. Мы принимаемъ ихъ на тхъ же самыхъ частяхъ города и предоставляемъ имъ въ омнибус т же самыя мста; они всегда бываютъ одты въ тже самыя платья, и постоянно ведутъ разговоръ о тхъ же самыхъ предметахъ, и именно: о распространеніи между кэбами чрезвычайно быстрой зды и о безстыдномъ нахальств омнибусныхъ кондукторовъ. До нашего прихода постоянно бываетъ въ омнибус угрюмый старикъ съ напудреннымъ парикомъ. Онъ всегда сидитъ по правую сторону у самого входа, съ руками, сложенными на рукоятку зонтика. Онъ бываетъ чрезвычайно нетерпливъ и сидитъ на этомъ мст собственно затмъ, чтобы строго наблюдать за кондукторомъ, съ которымъ онъ, обыкновенно, заводитъ бглый разговоръ. Онъ очень вжливъ: помогаетъ пассажирамъ входить и выходить и весьма охотно толкаетъ кондуктора зонтикомъ, когда кто нибудь захочетъ выйти. Онъ, обыкновенно, предлагаетъ дамамъ заране приготовить шесть пенсовъ, чтобы при выход изъ омнибуса не было остановки: а если кто изъ пассажировъ откроетъ окно и если онъ можетъ достать рукой это окно, то непремнно закроетъ его.

— Ты къ чему остановился? каждое утро спрашиваетъ старикъ, въ ту минуту, какъ только предвидится пріемъ лишняго пассажира.

И вслдъ за тмъ между нимъ и кондукторомъ завязывается слдующій разговоръ:

— Ты къ чему остановился?

Кондукторъ начинаетъ свистать и показываетъ видъ, что не слышитъ этого вопроса.

— Послушай! (при этомъ длаетъ толчекъ зонтикомъ) ты къ чему остановился?

— Къ тому, чтобы взять пассажировъ. Въ Ба-а-а-нкъ! въ Си-и-и-ти!