Охота на крокодила

– Управление по борьбе с преступлениями в экономической сфере, – объяснил майор.

– Его пасут? – поинтересовался я.

– И не одни «экономисты»! – хмыкнул Носенко и взглянул на Ковалева.

– А вы?

– Я же сказал, он герой не моего романа. Герои моего романа – героин и наркоманы.

– Герои-героин… Романы-наркоманы… – буркнул филолог-синхронист Ганин.

– Вам известна его связь с Като?

– Этот ваш брокер тоже идет через «экономистов». Мою контору он не интересует.

– А если там не только чистая «экономика»? – спросил я Носенко и посмотрел на Ковалева.

– У нас нет иных данных, – покачал головой Носенко.

– Значит, вы не допускаете возможность сговора Зубила с Като по началу поставок «крокодила» на Хоккайдо?

– Когда у меня будет задокументированная конкретика, тогда я не только буду допускать – я не буду пропускать!

– А она у вас будет?

– Сомневаюсь, – чмокнул губами Носенко.

– Что так?

– Зубило давно уже легализовался, а Като ваш, по нашим сведениям, вообще пассажир законный.

– Вам наша экономическая ситуация известна, господин Носенко?

– Да будет вам, японцам, слезы крокодиловы лить! – вспыхнул «антинаркотический» майор. – Кризис, видите ли, у них! Зарплату на десять йен урезали! Давайте теперь по этому поводу всех барыг и челноков за решетку прятать! Вас бы на нашу зарплату на годик! Послушал бы я тогда, как бы вы завыли!

– Да Минамото-сан про другое, – вступился за меня Ковалев. – Он имеет в виду, что такие, как Като, жить по-другому привыкли. Раньше наш краб его в королевские кумовья и министерские сваты возводил, а теперь марку держать элементарно не на что. Вот он с «экономики» на наркоту и потянулся.

Носенко строго посмотрел на меня.

– У вас есть на него что-нибудь? На Като на вашего?

– Нет, – огорчил я его.

– Тогда какого?..

– Да не могу я по факту работать! – не удержался я. – Это вы, русские, пока у вас гром не грянет, ни креститься не будете, ни зонтики покупать! А мы, японцы, по-другому сделаны! Нам все наперед знать надо, чтобы в случае чего неприятности упредить! Понимаете?

– На личности переходим, – констатировал Носенко. – Времени у меня для этого нет. Короче, дело по «крокодилу» веду я, Пахомову я уже к себе забрал.

– Пахомову? – не понял я.

– Ленку, – ответил за Носенко Ковалев.

– И ради бога, отдохните тут, – продолжил Носенко и кивнул на Ганина. – Вон, с приятелем вашим погуляйте, рыбку поудите, пивка попейте. Только следующие сорок восемь часов никаким «крокодилом» не интересуйтесь, хорошо?

– Плохо, – честно ответил я.

– Плохо? – разочарованно переспросил Носенко.

– А что хорошего? Вы на песню моему горлу наступаете, господин Носенко…

– На горло песне! – шепотом поправил меня Ганин.

– Один васаби, – отмахнулся я. – Я сложа рукава, так вот просто, сидеть не могу…

– Сложа руки! – не унимался сидящий слева придирчивый сенсей.

– А рукава что? – тихо спросил я его.

– А рукава спускают, – ответил он.

– Рукава или в рукава? – съехидничал я.

– За воротник! – парировал Ганин.

– Не-е, Ганин, ты меня не путай! – погрозил я ему пальцем, демонстративно игнорируя присутствие сурового и беспощадного Носенко. – За воротник заливают! Это я знаю!

– А раз знаете, Минамото-сан, возьмите и залейте сегодня вечерком вот здесь прямо за него как следует, – вмешался в наш идиоматический практикум Носенко. – И забудьте про всех этих аллигаторов, как про дурной сон.

– Уговорили, – лицемерно ответил я.

– Ну и славно, – тоном мало верящего подобным согласиям сказал Носенко. – Мы пойдем, а вы с господином энциклопедистом подумайте над моим предложением насчет залития за воротник и реализуйте его совместными усилиями. Деньги-то поменяли?

– Поменяли, – кивнул я.

– И потратили уже все, – добавил Ганин.

– Ну так уж и все! Зарплата-то у вас в Японии, поди, повыше нашей будет, хоть вам ее и урезают якобы.

– Ну как сказать… – скромно протянул Ганин.

– Да ладно вам! – в голосе Носенко зазвенела клинковая сталь. – А то сидели бы вы там, на Хоккайдо!..

– Это правда, Ганин, – похлопал я своего друга по налитому плечу. – А правда – она как танк. Попереть против нее можно, но исключительно из суицидальных соображений.

– Кто бы говорил, камикадзе гребаный! – огрызнулся Ганин.

Носенко встал и вопросительно посмотрел на Ковалева.

– Пошли, Виктор Васильевич?

– Ты езжай, Виталий Игоревич, – бросил ему мой майор, – а я кофе допью. У меня ночью сверхурочные были, так что я себе после обеда отгул записал.

– Остаешься, значит? – скривился Носенко. – Ты же раньше меня свалить хотел…

– Говорю, кофе допью – и домой.

– Ну, будь! – ядовито сказал он, сердито, но без особой злобы покосился на нас с Ганиным и гордо удалился.

Я вперился в Ковалева, едва спина Носенко исчезла из поля нашего зрения.

– Как это все понимать?

– В меру способностей, – улыбнулся майор.

– У меня не способности в основе житейской пытливости лежат, а потребности, – пояснил я.

– Это все марксизм-социализм, – махнул рукой Ковалев, отпил из чашки, поднял в удивлении брови и продолжил поглощение давно остывшего тошнотворного напитка.

– А с социализмом, Такуя, у нас покончено раз, навсегда и окончательно, – поведал мудрый Ганин.