Но приятнее всего был заем в 60 миллионов золотых марок, предоставленный немецкими банками,— именно благодаря ему казначей фирмы Хауке смог расплатиться с «проклятыми янки». И в довершение Крупп безвозмездно получил от Берлина 7 миллионов марок в возмещение убытков, причиненных ему французами — впрочем, тут мы вторгаемся в несколько иную область. Определить точно, сколько именно денег передал Берлин Эссену за 15 лет, прошедшие между падением монархии и возникновением «третьей империи», вообще невозможно, так как и дающие и получатель вели параллельно несколько серий бухгалтерских книг. Например, согласно свободному балансу Хаукса за 1924/25 финансовый год, фирма «Крупп» понесла убытки в 59 миллионов марок. Дефицит за год варьировался от примерно одного миллиона марок в Репнхаузене до 17 миллионов марок в Киле. Однако эти цифры отнюдь не отражают истинного положения, так как в них не включены прибыли от некоторых незаконных операций за границей и непрерывный приток средств из фондов правительства, которое пополняло их за счет налогоплательщиков. Эти субсидии Круппу по общей оценке составляют сумму, во всяком случае превышающую 300 миллионов, и, возможно, намного. Только огромные суммы могли в течение такого срока поддерживать существование его бездействующих военных заводов.
Однако сохранившиеся документы содержат о них лишь отрывочные сведения. Например, два высказывания бывших рейхсканцлеров: запись в дневнике Штреземана от 6 июня 1925 года «... кроме того, мы должны изыскать 50 миллионов марок для Круппа», и письмо Карла Иосифа Вирта Круппу от 9 августа 1940 года. Вирт писал Густаву, вспоминая «с большим удовлетворением 1920—1923 годы, когда нам совместно с (крупповским. — У.
Вирт предупреждал, что он пишет обо всем этом «частным образом и конфиденциально», поскольку правительство «третьего рейха» дало указание «ничего не опубликовывать о проведенных ранее приготовлениях для возрождения национальной свободы». Тем не менее он добавляет: «События тех дней живы в наших сердцах». В сердце Густава они, несомненно, были живы. И он не видел никаких оснований умалчивать об этом. В то лето, когда Крупп получил письмо Вирта, он уже твердо верил, что Германия добьется реванша за ноябрьскую катастрофу 1918 года, вызванную «преступным предательством», и ему суждено доживать свои дни в Европе, подчиненной «новому порядку» Гитлера. Вот почему Густав самодовольно хранил изложение фактов о тайном перевооружении Германии, которое оп проводил после перемирия 1918 года. Его бумаги, захваченные американскими войсками в апреле 1945 года, свидетельствуют о незаурядном таланте ведения международных интриг.
Хотя он не указал сумм веймарских субсидий, но обо всем остальном он писал очень откровенно, не опуская и таких подробностей, какие в двадцатых годах вызвали бы большую тревогу у правительств различных стран. Вместе с некоторыми военными документами, также попавшими в руки американцев, эти бумаги Круппа показывают, до какой степени он предвосхитил политику Гитлера. Творцы Версальского договора считали, что они лишили Германию средств агрессии. Это были пустые иллюзии. А пока они предавались им. Густав «ковал новый немецкий меч».
В 1941 году Густав писал, что концерн «Крупп» должен готовиться к тому дню, когда Германия возродится и сбросит оковы Версаля.
Оглядываясь с вершины 1941 года на мрачные 1919-1920 годы, Крупп считал, что с честью выполнил возложенный на него долг, который заключался в том, чтобы «годами вести тайную научную и организационную подготовку» и быть готовым, «когда придет назначенный час, вновь работать для германских вооруженных сил, не потеряв ни минуты времени, ни йоты опыта». Позже он уверовал, что высшим достижением его жизни было следующее: «После того как Адольф Гитлер был облечен властью, я имел честь доложить фюреру, что фирма «Крупп» готова почти безотлагательно начать перевооружение немецкого парода без каких-либо пробелов в опыте».