Однако полковнику пришлось задержаться. Прежде чем демонтировать завод, сказал он, ему надлежит выполнить требования ст. 168 Версальского договора. Вся готовая военная продукция должна быть передана ему. Он совершенно точно знал, сколько чего имеется в наличии, так как глава союзной миссии в Берлине генерал Нолле передал ему подробный список почти на миллион наименований, составленный французской разведкой и начинавшийся со 159 экспериментальных полевых орудий. Крупповские директора изучили этот список и объяснили Леверетту, что французы преувеличили размеры немецких артиллерийских парков и количество боеприпасов — во всей стране не набралось бы столько орудий и снарядов. Полковник задумался и нашел, как ему показалось, блестящий выход из положения. Приказ есть приказ, заявил он. Уж немцы-то способны это понять! А потому он распорядился, чтобы заводы перед сносом возобновили выпуск оружия на полную мощность. И вновь заработали военные заводы в Эссене, выпуская вооружение — Леверетт отправлял новую продукцию Нолле, который затем ее уничтожал. После этого заводы были закрыты, и началось демонтирование.
Однако, как показали дальнейшие события, это ритуальное сокрушение кирпича и стали не нанесло никакого ущерба промышленному потенциалу фирмы «Крупп». Версальская попытка уничтожить крупповскую угрозу потерпела неудачу не потому, что она осуществлялась слишком жестоко, а потому, что самый подход к задаче был неверен. Промышленная мощь Рура осталась прежней, и не прошло и пяти лет, как добыча угля и выплавка стали достигли уровня июля 1914 года. Более того, уничтожение устаревшего оборудования в конечном счете принесло Круппу только пользу. В отличие от оружейников держав-победительниц Густав вступил в кризисные тридцатые годы, оснастив свои заводы новейшей техникой.
И тем не менее операция, произведенная полковником Левереттом, была унизительна. Крупп отказался присутствовать при этом и увез Берту с детьми в свой замок Блюнбах в австрийских Альпах.
Он был теперь отцом большого семейства: Альфриду исполнилось тринадцать лет, Клаусу — десять, Ирмгард — восемь, Бертольду — шесть, Гаральду — четыре года, а Вальдтраут — несколько месяцев. Два года спустя родился Экберт, завершив новое поколение Круппов. Все они, естественно, были лишены нормального детства — чуть ли не с пеленок им внушалось, что они занимают в Германии особое положение.
Однако Альфрид воспитывался так, словно он был единственным сыном. Его обучали специально нанятые наставники, ему разрешалось обедать с родителями, для него устраивались экскурсии в шахты, и каждую неделю, когда они жили в Руре, его возили в Главное управление знакомиться с ведением дела. Хотя он смотрел, как его брат Клаус делает модели «фоккеров», и ходил кататься на коньках с юным Фрицем фон Бюловом, остальным детям ни на минуту не разрешалось забывать, что они находятся в обществе будущего Круппа. Таким образом, младшее поколение Круппов прекрасно сознавало иерархические различия, существовавшие не только между взрослыми, но и между ними самими.
Круппы и теперь продолжали жить так же, как и в довоенные годы, и все внешние признаки, казалось, свидетельствовали о том, что им чудесным образом удалось избежать последствий войны. Число рабочих на заводах росло с каждым месяцем, и к 1 июля 1921 года на Гусштальфабрик было занято больше людей, чем в начале 1914 года. Зпмой 1920/21 года Густав купил 500 акров под новый завод в Мерзебурге, вблизи наиболее богатых залежей бурого угля в Германии, приобретя заодно и ряд шахт, которые обеспечили фирме резерв угля в 10 миллионов тонн. Это расширение носит довольно таинственный характер. Откуда на него взялись средства? Во всяком случае, не от продажи: производство новой продукции только-только начинало себя оправдывать, а кроме того, хотя паровозы Круппа пользовались спросом, Густав настойчиво добивался безупречного качества, и в результате в год их выпускалось только триста штук, так что приходилось отклонять некоторые заказы. Кое-какую свободную наличность дали закрытие завода в Аннене и ликвидация «Байерише гешютцверке», небольшого мюнхенского филиала, но ее вряд ли могло хватить даже на продолжение работы в Эссене, не говоря уж о Рейнхаузене, Магдебурге, Хамме и Киле. Секрет заключался в том, что процветание Круппа было в основном декорацией. В течение трех лет после перемирия Густав тратил больше, чем получал. Почти любую другую компанию в любой другой стране это обрекло бы на разорение.
Вальтер Ратенау подписал Рапалльский договор — один из наиболее острых политических документов того десятилетия. Этот договор не только включал широкие торговые соглашения, но и являлся первым важным признанием Советской России де-юре, а также аннулировал все военные претензии между этими двумя государствами. Тридцать четыре другие страны — кредиторы России — встревожились, усмотрев во взаимных обязательствах Москвы и Берлина зловещее предзнаменование, а влиятельное крыло правых в Германии пришло в ярость. 24 июня Ратенау был убит выстрелом на улице.