В эти первые годы на Гусштальфабрик побывало много иностранных корреспондентов, так как за границей зловещая фамилия «Крупп» вызывала большое любопытство. Их всех до одного удалось «провести», как злорадно выразился Густав. Корреспондент «Крисчен сайенс монитор» дивился, с какой легкостью фабриканты пушек перестраивались на производство паровозов. «Мирное время сводит счеты с Круппом, — писала «Манчестер гардиан». — Посетив заводы Круппа, можно с уверенностью сказать, что из них изгнано все, что имело хоть малейшее отношение к производству оружия». «Ревью оф ревьюз» с восторгом обнаружил, что «теперь лишь один до нелепости маленький цех в дальнем уголке гигантского завода мог бы быть приспособлен для военных целей». «Литтлс ливинг эйдж» отмечала, что «сводный баланс Круппа за 1919/20 год содержит следующие достопамятные слова: «В течение отчетного года впервые за два поколения заводы Круппа, согласно условиям Версальского договора, не производили никакого оружия». А журнал «Сайентифик амэрикен», по требованию Густава, принес публичное извинение за то, что создал у своих читателей впечатление, будто из Эссена в Бразилию незаконным образом, тайно отправляются орудийные лафеты. Некоторые корреспонденты впадали в лирический тон. Так, корреспондент «Литерери дайджест» услаждал своих читателей рассказом о том, как его встретил симпатичный старый сторож, «куривший рейнскую трубку и улыбавшийся грустной улыбкой».
Тот же корреспондент сообщал, что он осматривал Гусштальфабрик в сопровождении Георга Карла Фридриха «Бруно» Баура, одного из крупповских директоров. «Здесь погребено прошлое Германии, — процитировал он в заключение слова Баура, но в этих старых печах таится и будущее Германии». «Таится» было очень подходящим словом. Если бы корреспонденты обменялись впечатлениями, они могли бы заметить странное совпадение: все те, кто приходил на заводы с фотоаппаратами, неизменно с огорчением обнаруживали, что ни единого снимка не получилось. Почему-то каждая пленка оказывалась передержанной. Если бы они сравнили подробности своих визитов, то вспомнили бы, что, перед тем как покинуть завод, они получали приглашение откушать в столовой Главного управления легкий завтрак, который оплачивал Крупп. Пока они ели, в объектив их аппарата направлялся инфракрасный луч. Делалось это не потому, что, как утверждает эссенская легенда, Крупп якобы выпускал разборные детские колясочки, которые можно было собрать в виде пулемета. Крупп был гораздо хитрее. Да, в это время он вел запрещенные работы, но никакой запрещенной продукции не выпускал. Она оставалась на чертежных досках, однако Крупп опасался, что какая-нибудь фотография может случайно запечатлеть чертеж, который позже попадется на глаза опытному военному инженеру.
Беспомощность Союзной контрольной комиссии на протяжении всех шести лет ее пребывания в Эссене кажется непонятной. Разумеется, о каждом ее действии Главное управление узнавало заблаговременно, и припрятать компрометирующие документы было, конечно, нетрудно; еще когда французы оккупировали Рур, Густав вызвал к себе артиллерийских инженеров и, поручив их вместе с их чертежами заботам молодого энергичного администратора, отослал в берлинский пригород Шпандау, где они и продолжали свою работу.
Можно не сомневаться, что непрошеных гостей водили за нос с помощью не только «мирной продукции», но и наглой лжи, которую в Берлине периодически Поддерживал юридический департамент веймарского министерства обороны, твердивший, что «Версальский мирный договор является, кроме того, германским законом, а посему обязателен для всех немецких граждан. Эти обязательства стоят даже выше статей конституции Германии». Ст. 168 Версальского договора предусматривала, что «изготовление оружия, снаряжения и всякого рода военного материала может производиться лишь на тех заводах или фабриках, местонахождение которых будет доведено до сведения и представлено на одобрение Правительств Главных Союзных и Объединившихся Держав и число которых эти последние оставляют за собой право ограничить».
А согласно ст. 170 этого договора, «Ввоз в Германию оружия, снаряжения и военного материала, какого бы то ни было рода, будет строго воспрещен».
Эти убаюкивающие слова были в последний раз произнесены в январе 1927 года. В свете того, что известно теперь, не приходится сомневаться, что генералы и старшие офицеры, носившие веймарские мундиры, выслушивали их с циничной улыбкой. Офицеры знали, что министерство обороны утверждает все это отнюдь не всерьез. Гражданские псы рейхсвера вовсе не собирались помогать врагу и закрывали глаза на лихорадочные приготовления к схватке-реваншу с державами-победительницами 1918 года.