Кое у кого из журналистов были в запасе острые вопросы. От них не так-то легко было отделаться, но Крупп умело лавировал между подводными рифами. Один корреспондент задал ему вопрос о приговоре, вынесенном во Дворце юстиции. Альфрид спокойно ответил: «В Нюрнберге я был оправдан по основному пункту обвинения и признан виновным по двум другим, менее значительным». Можно было бы спросить тогда Круппа, почему он считает преступления против человечности и грабеж— «менее значительными обвинениями», но эта его оговорка никем не была замечена.
Самый каверзный вопрос был задан относительно перевооружения: «Будете ли вы вновь производить пушки и танки?»
Крупп балансировал на острие ножа: «Лично я не имею ни склонности, ни намерения заниматься этим. Однако полагаю, что решение этой проблемы зависит не от моих желаний, а от германского правительства. Я надеюсь, что события никогда в дальнейшем не заставят Круппов заниматься производством оружия, но то, что выпускает предприятие, зависит, в конце концов, не от воли его владельца, а от политики правительства. Моя жизнь определялась не мной, а ходом истории».
С этим брат и увел его к автобусу. Пока журналисты, ни о чем не подозревая, скрипели перьями и прежде чем хоть один из них успел вскочить в машину, Бертольд уже дважды повернул за угол. Они пересели в «порше» без каких-либо происшествий.
После встречи с матерью и продолжительного отдыха Альфрид также купил себе сверхмощный «порше» и поехал домой, в Эссен. У подножия холма Хюгель, на Франкенштрассе, в трех шагах от гостиницы, где жили английские офицеры, работавшие в Объединенной англоамериканской контрольной группе по углю, Бертольд и дядя Тило купил трехкомнатный дом. Бертольд и барон оборудовали там две конторы, третья стала кабинетом Альфрида. Альфрид въехал в этот дом с братом и Жаном Шпренгером и приступил к тщательному изучению закона № 27 Союзного Контрольного Совета — барьера, стоявшего между ним и его троном. Авторы этого закона надеялись покончить с крупными германскими монополиями, державшими в своих руках всю европейскую промышленность и развязавшими три войны при жизни трех поколений, и вместо них создать в стране жизнеспособные, конкурирующие фирмы. Крупп и его коллеги промышленники видели в этом законе только дубинку, с помощью которой союзники хотели сломить мощь германской экономики. Они были уверены, что если этот закон будет осуществлен, то старые рынки сбыта Германии станут навсегда английскими и французскими сферами влияния.
Закон № 27 начали проводить в жизнь очень активно. Так, например, Флика заставили продать его главные предприятия и войти в концерн «Мерседес-Бенц». Фирма «Ферейнигте штальверке» распалась на 13 независимых компаний. Концерн «ИГ Фарбениндустри» уходил в прошлое. Вскоре предполагалось полностью декартелизовать до 90 процентов индустрии («третьей империи», и крупповские директора, впервые без помех собравшиеся на свое организационное совещание в трехкомнатном доме, были настроены пессимистически. Безнадежно унылым тоном Фриц фон Бюлов заявил: «Для нас это все равно, что своими руками снести виллу Хюгель». Один из директоров предложил продать акции фирмы. -«Никогда!» — резко возразил Крупп.
Он знал, что борьба будет затяжной и серьезной и что его позиции, несмотря на все осложнения, превосходны. Температура холодной войны твердо стояла ниже нуля, и три характерные особенности фирмы «Крупп» — исследовательская работа, высокое качество продукции и самая квалифицированная рабочая сила в мире — были жизненно необходимы для воинственно настроенной Западной Европы.
Три верховных комиссара потихоньку принялись за дело о возвращении Круппу его собственности. В сентябре 1951 года в Мелеме, штабе трех комиссаров, начались заседания, которые длились более полутора лет. Альфрид, окруженный адвокатами и помощниками, сидел напротив американского, английского и французского комиссаров. Зрелище было беспрецедентным: после величайшей в истории войны частное лицо вело переговоры о мирном договоре с тремя державами. При этом Альфрид не собирался им уступать. На первом же заседании американский юрист вручил ему перо и заранее заготовленный текст заявления:
«Я не имею намерения заниматься добычей угля и производством стали в Германии и обязуюсь не использовать те средства, которые получу от продажи предприятий или акций в соответствии с данным планом [возвращения Круппу собственности.—