Тем пе менее Альфрид, который молился на храм, воздвигнутый прадедом, продал эту жилу, могущую давать 10 тысяч тонн угля ежедневно и обеспечить коксом 75 процентов тех сталелитейных предприятий, на которые все еще распространялась, несмотря на Мелемское соглашение, его власть. Более того, шахта была продана в начале 1954 года, менее чем через год после подписания соглашения. Это само по себе уже являлось загадкой. Однако разгадка была, и заключалась она в покупателе. Любой промышленник в Европе опустошил бы все свои сейфы, чтобы купить хотя бы часть шахты «Константин Великий». Но Альфрид продал ее целиком, причем той самой фирме, которую «великий Крупп» ненавидел больше, чем Армстронга, Виккерса или Шнейдера-Крезо, — фирме «Якоб Мейер бохумер ферейн».
На Парижской выставке 1855 года Мейер был единственным в истории Рура серьезным соперником Круппов, бросившим вызов хвастливому заявлению «пушечных королей» о том, что их сталь лучшая в Пруссии.
Но Мейер, мягкий, глубоко религиозный человек, верил в то, что материальные блага должны принадлежать обществу. Вполне сознательно он создал акционерную компанию Бохумер ферейн, чьи пайщики собрались на свое первое заседание 1 сентября 1854 года. Как гуманный человек, он был шокирован крупповской пушкой, сам же предпочитал специализироваться на выпуске церковных колоколов. 31 июля 1875 года, будучи еще молодым, Мейер умер, не оставив наследников, завещав свое состояние лютеранской церкви.
Между 1933 и 1945 годами Бохумер ферейн входила в Стальной трест и давно перестала считаться соперницей фирмы «Крупп». Однако у крупповцев крепкая память, и Эрнст Шрёдер, например, считал продажу шахты «Константин Великий» компании Мейер святотатством. Даже проницательный брат Эрнста Иоганнес не имел ни малейшего представления о том, ради чего это было сделано. Бейтц, тогда еще не знакомый с тонкостями Рура, впоследствии признавался: «Я думал, что Вохукер Ферейн — это название футбольной команды». Прилетев из Дюссельдорфа, по пути на Багамы, Альфрид просветил его на этот счет. Во всем рейхе, сказал он, существовали только три завода, способные производить качественную сталь: Гусштальфабрик — теперь это пустырь; Руршталь — он был демонтирован; и Бохум, который почти не затронули бомбардировки.
Выделенная из Стального треста, Бохумер ферейн снова стала акционерной компанией, быстро расширялась и процветала. Альфрид считал, что это была бы великолепная замена разрушенным эссенским цехам. Бейтц с воодушевлением согласился. «Но как, — спросил он,— думает заполучить эту фирму глава концерна?»
Крупп невозмутимо привел пример того, как его дед в 1892 году захватил контроль над Грузонверк. Как и Мейер, Герман Грузон сделал свою фирму достоянием общества. Круппы тоже были членами этого общества... Но, имея больше денег, чем другие, Круппы могли купить больше акций и выжить конкурентов.
В 1959 году, вместо того чтобы продавать, Альфрид, так же как и его дед, решил покупать. Купив Бохумер ферейн, он тем самым автоматически возвращал себе свою самую производительную шахту — «Константин Великий».
План был дерзкий, бесцеремонный и рискованный. Но Альфрид находился на вершине могущества. Приближаясь в самолете к Нассау, оп рассказал Бейтцу о верной службе Германской империи Акселя Веннер-Грена. В тридцать лет этот шведский банкир с 1914 по 1918 год маскировал иностранные капиталовложения Круппа. В сорок лет он помогал Густаву Круппу незаконно производить оружие в рамках компании «Актиенболагет Бофоре». В пятьдесят лет он приветствовал Круппа, когда тот ковал новый германский меч, с гордостью говорил о себе как об арийце и приветствовал фюрера фашистским возгласом. В шестьдесят лет старался не меньше, чем Альфрид пли Шпеер, чтобы лучшая шведская руда шла на юг, в Рур. Когда Вера и Альфрид навестили его, он только что отпраздновал свое 70-летие и поклялся, что готов к еще одному мощному броску ради той цели, которая вдохновляла его с юных лет - ради германской Европы.