Создание цельнолитого бандажа было шедевром Альфреда, устранявшим почти всякую конкуренцию; его приоритет в этой области не вызывал сомнений. Оставался лишь вопрос о патентах, который превратился в типичную крупповскую схватку, со взрывами ярости, угрозами, недоразумениями и с налетом дешевой трагикомедии. Речь шла о сроке монопольных прав Альфреда на свое изобретение. Чем дольше длилось исключительное положение Альфреда, тем больше выгоды он имел бы; как только созданная им техника производства бандажей колеса станет общим достоянием, его прибыли резко сократятся. Берлин признал патент Круппа 3 февраля 1853 года. Альфред настаивал на десятилетнем сроке, правительство давало шесть лет; был достигнут компромисс — восемь лет, хотя Альфред в письме министерству торговли и ремесел от 3 марта 1853 года протестовал против этого, заявляя, что в данном случае срок действия патента истечет,
Все другие государства Европы относились к его бандажам колес прекрасно. За границей не возникало ни одного конфликта по поводу крупповского патента. Только Пруссия показала свою скаредность.
Затруднения в Берлине возникли у Альфреда по его собственной вине. Не умея ладить с людьми, он умудрился восстановить против себя всесильного министра торговли и ремесел Пруссии, румяного, упитанного банкира Августа фон дер Хейдта. Медаль, полученная Альфредом на Всемирной выставке в Хрустальном дворце, побудила министра пожаловать в Эссен, чтобы осмотреть заводы Круппа. Фон дер Хейдт считал, что своим визитом оказывает честь преуспевающему промышленнику, но он — увы! — не был членом королевской фамилии. Всегда опасавшийся шпионажа, Альфред не пустил его на завод. Фон дер Хейдт был смертельно оскорблен. Он поклялся отомстить за это «свинство» и действительно мог крепко насолить Альфреду, так как к этому времени Пруссия заняла место Австрии в качестве образцового полицейского государства Европы. Осенью, после первой стычки по поводу патента, Альфред, убедившись в своем просчете, пытался исправить ошибку. Конечно, он переборщил. Он всегда перехватывал через край — такова уж была его натура. Достав портрет фон дер Хейдта, Альфред повесил его у себя над письменным столом и 12 ноября 1853 года довел до сведения оригинала, что сделал это с целью «поддержать и вдохновить» себя... «на новые успехи, подобно Христу, который должен следовать на своем земном пути по стопам бога-отца».
«Бога-отца» это ничуть не тронуло. Пусть Христос идет своим путем. Министерство торговли и ремесел было и остается непримиримым врагом Круппа. Чтобы досадить Альфреду, фон дер Хейдт дал себе зарок свести к минимуму заказы на крупповские колеса. Все подведомственные министру прусские железные дороги получили директиву придерживаться прежних стандартных бандажей колес из пудлинговой стали. Альфред был в отчаянии: честь Пруссии в опасности! Барыши Круппа тоже.
Август фон дер Хейдт был грозным противником. На этот раз столкнулись лбами два прусских диктатора: оба коварные, изворотливые, способные вцепиться мертвой хваткой друг другу в горло. Сначала казалось, что берет верх фон дер Хейдт. 3 июня 1859 года Альфред возбудил свое последнее, как можно было думать, ходатайство о продлении срока действия патента на бандажи колес. Эта просьба была отвергнута министром с ледяным равнодушием. Альфред с горечью жаловался, что «фон дер Хейдт никогда не хотел, чтобы мое предприятие процветало», что он «сделал все для того, чтобы заставить меня серьезно раскаиваться, что я пе использовал свои изобретения за границей еще много лет назад, и если теперь я буду вынужден пойти по такому пути, то винить за это надо только министра фон дер Хейдта». Эти слова звучат как угроза и фактически были угрозой. Они взяты из письма Альфреда от 13 октября 1859 года начальнику отдела военного министерства в Берлине генералу Константину фон Фойгтс-Ретцу, восторженному поклоннику стальных орудий. Генерал идеально подошел для роли эмиссара, направленного к принцу Вильгельму. А сам Вильгельм, год назад назначенный регентом при умалишенном брате, теперь имел уже возможность помочь владельцу фирмы «Крупп».