Вскоре начал строиться первый пушечный цех Круппа. По дворцам королевской Европы пронесся легкий ветерок свежего интереса к крупповскому оружию. Теперь в Эссен стали прибывать чистокровные скакуны и лошади для каретных упряжек. В октябре 1859 года в Гартенхауз пожаловал в качестве гостя принц Вильгельм Баденский, а вскоре после того, как он отбыл из Эссена, задыхаясь от заводской копоти и меняя сорочки, в Берлине опубликовали траурный манифест. Король Фридрих-Вильгельм IV был наконец вознесен на Валгаллу[17]
; принц-регент Вильгельм стал королем Пруссии. Одним из первых его королевских актов было вторичное посещение Гусштальфабрик, на этот раз в сопровождении сына и целой свиты. Он послал Альфреду авансом второй орден «Красного орла», на этот раз третьей степени с бантом, и собирался добавить к этому «Рыцарский крест» дома Гогенцоллернов. Значит, еще одна «побрякушка», но Альфред не отнесся к ней пренебрежительно. Это был прусский орден, это была настоящая вещь. Трепеща от избытка патриотических чувств, Крупп выразил правительству свою «радость и волнение», а затем широким размашистым почерком набросал на большом листе бумаги сообщение для крупповцев, изложив в нем программу пребывания его величества на заводе.Если бы Вильгельм увидел заранее этот перечень мероприятий, оп, возможно, отказался бы от своего намерения посетить завод. Налицо был потрясающий пример немецкой мелочной доскональности, маскирующейся под деловитость. Альфред приказал: а) в большом зале площадью сто квадратных футов устроить выставку, отражающую производство стали, начиная с кокса и сырой руды и кончая готовыми изделиями: б) вывесить рисунки, поясняющие разницу между чугуном (то есть колоколами Якоба Мейера) и литой сталью (то есть крупповской сталью); в) представить образцы осей, бандажей, колес, орудий, показав «каждую стадию производственного процесса»; г) экспонировать готовые орудия «со всеми усовершенствованиями в конструкции и монтаже»; д) подготовить деревянные модели двух будущих путей Круппа. И как эффектный финал, его величество должен был наблюдать подлинную, час за часом, отливку и окончательную отделку раскаленного докрасна орудия.
Это была изнурительная программа. Более того: она граничила с дерзостью. Только человек, одержимый манией величия, мог вообразить, что имеет право отнять у короля так много времени. Однако Вильгельм выполнил все, что требовалось. Облаченный в роскошный шитый золотом мундир с пурпурным шарфом, весь в сверкающих орденах и медалях, увенчанный блестящей каской, монарх восхищался целыми милями шлака, бормотал что-то невнятное, склонившись над глиняными формами, и высказывал высочайшее одобрение, обозревая бесконечные образцы рессор и скучные выставки заводского оборудования.
Между тем следовавшая за ним в полном молчании пышная свита, задыхаясь в спертом воздухе цехов, нервно переминалась с ноги на ногу, обмахиваясь жезлами в тщетной попытке стряхнуть с плюмажей и мундиров насевшую на них сажу. Ни один из придворных пе испытывал от этого церемониала ни малейшего удовольствия, а прусский военный министр генерал граф Альбрехт Теодор Эмиль фоп Роон, успевший уже в переписке с Альфредом поссориться с пим, был настолько возмущен, что стал для пего вторым фон дер Хейдтом. Тем пе менее представление длилось до позднего вечера, и только вспыхивавшие то тут, то там огни горнов освещали сцепу, придавая ей феерический вид. Желая проявить благоволение к Круппу, король выдержал всю процедуру до конца. Вильгельм был убежден, что нуждается в его услугах.
Для чего?
Для экспансии Пруссии. Король-солдат смотрел дальше своих границ, он видел перед собой Германию и — да поможет нам бог войны! — возрожденную империю.
Сегодня трудно представить себе чувство Вильгельма в тот момент, припомнить, каким ничтожеством казался он в глазах всего мира. Никто из нынешних обитателей земли не может припомнить такой момент, когда бы тевтонская тень не угрожала Европе, не затемняла ее горизонт, не нависла над другими государствами и даже — временами — не заволакивала их полностью. А между тем, когда Вильгельм I взошел на престол, Пруссия все еще была страной, возглавляемой хвастунами и псевдоучеными чинушами. Пруссия очень долго оставалась незначительным государством, и трудно было поверить в то, что в дальнейшем ее положение так существенно изменится. Конечно, никто тогда не предполагал, что Берлин будет столицей самой мощной агрессивной державы современности, что ее войска будут многократно переходить границы чужих государств, спровоцировав три крупные войны, оказавшие решающее влияние на судьбы народов, и пропитав почву Европы кровью трех поколений.