Оглядываясь на далекое, столетней давности, прошлое, трудно представить себе, как сильно было потрясение, вызванное событиями, которые последовали за объявлением войны. Нам, умудренным опытом 1870, 1914, 1939 годов, кажется, что мир должен был бы предугадать мощь немецкой военной машины. Но этого не произошло. Наоборот, взоры всех были прикованы к французскому императору. На другой день после того, как Вильгельм отдал приказ о мобилизации, английская газета «Лондон стандарт», комментируя создавшееся военное положение, занялась анализом вопроса о путях, какими французы вторгнутся в Пруссию. Газета утверждала, что Мольтке и его генералы «не в состоянии взять на себя инициативу» в развертывании военных действий.
Подданные короля Вильгельма точно так же пе сомневались, что противник вскоре появится у их порога. Немецкие крестьяне спешили убрать на своих полях несозревшие хлеба, чтобы их не вытоптали тяжелые сапоги французской пехоты, а в недавно присоединенных к Пруссии южногерманских государствах бургомистры уже готовились сотрудничать с французами. Даже сами прусские лидеры предполагали, что военная кампания откроется решительным наступлением французов. Мольтке ожидал, что Луи-Наполеон бросит 150 тысяч солдат в стремительную атаку через Саарскую долину к берегам Рейна.
Французы были уверены в своих силах. В течение трех поколений длинная тень первого Бонапарта оказывала свое влияние на военную доктрину. Теперь во главе армии был его племянник, а за ним стояли, по всеобщему признанию, лучшие легионы Европы. Боевой дух солдат Луи-Наполеона был выше всяких похвал; они с нетерпением ожидали момента, когда с возгласами «Вперед! В штыки!» храбрецы поведут их под музыку «Марсельезы» в геройские атаки против врага. Войска беззаветно верили своим полководцам. Сам император считался глубоким знатоком артиллерии и даже опубликовал в этой области два научных труда, причем один из них — «Учебник артиллерии» — в течение тридцати пяти лет вызывал восхищение специалистов. Маршал Франции Эдмон Лебёф отличился в период итальянской кампании[22]
, умело руководя новой нарезной артиллерией. Теперь он уверял Наполеона, что армия готова к войне «до последней кнопки на гетрах», и никто не сомневался в правдивости его слов.Французские офицеры смотрели на немцев с пренебрежением. Потрясающий успех Мольтке в 1866 году не принимался ими в расчет. Каждый может победить австрийцев, и почти все их побеждали. Во всяком случае, удача Мольтке в значительной степени была следствием хорошей организации, а это, в глазах французов, являлось заслугой штатских, а не военных. Французам рисовалась великая война, как она выглядела на красочных картинках в детских книжках, изображавших «великую армию» Наполеона I: лихо скачущие в атаку гусары, романтические драгуны в рыцарских кирасах и отблески лунного света на копьях императорской кавалерии. Им слышались трубные призывы горнистов и виделись смельчаки, марширующие под развернутыми знаменами на поле славы и чести, навстречу гулу орудий.
Гул артиллерийских орудий — вот где был камень преткновения для французов. Ахиллесовой пятой Франции была ее артиллерия. С некоторым основанием французы рассчитывали на успех своих новых митральез, которые были примитивным прообразом будущих пулеметов. Митральеза имела двадцать шесть стволов; действуя рукояткой, можно было производить быструю последовательную стрельбу. Но французская крупнокалиберная артиллерия безнадежно устарела. У французов было на 30 процентов меньше полевых орудий, чем у артиллеристов Мольтке, и хотя французские пушки имели нарезные стволы, но сплошь были из бронзы. В этом был повинен сам маршал Лебёф. Когда после войны в Бельгии опубликовали «Секретные документы Второй империи», то выяснилось, что на письме Круппа с предложением поставить Франции стальные пушки, заряжающиеся с казенной части, маршал Лебёф собственноручно начертал: «Ничего не предпринимать».
Итак, в августе 1870 года против французов ощетинились дымящиеся стволы стальных пушек Альфреда Круппа. Они имели вдвое большую, чем бронзовые орудия противника, дальнобойность, а по меткости и кучности стрельбы и по скорострельности (которую французские артиллерийские эксперты осуждали из опасения, что она будет способствовать излишнему расходу боеприпасов) пушки из Рура вообще превосходили все, что могли противопоставить им на поле боя французы. Хотя митральезы были так засекречены, что их не решались доставить в армию до последних дней мобилизации, прусская разведка предупредила Берлин об их существовании. Немцы в отличие от французов относились к донесениям своих разведчиков серьезно. Артиллерийским батареям было приказано засекать позиции митральез и подавлять их в самом начале сражения, вынуждая тем самым противника применять в бою только ручное оружие. И так как в те времена солдаты действительно шли в буквальном смысле слова на гул орудийной пальбы (в дыму сражения это был единственный ориентир для выхода на арену боевых действий), то французам предстояло идти на верную гибель.